Сундук золота и всех обратно

Тодт стал как бы искрой, швейцарцы сразу вспыхнули как порох на запальной полке, смелые и несломленные воспламенились как основной заряд, и только после этого в бой вступило пассивное большинство. Как пуля, без которой не поразить цель, сколько бы ни было пороха.

Когда божьей проповедью и личным примером Тодту и компании все-таки удалось поднять малодушных, почти каждый из них смог крепко схватить своего солдата. Редкий солдат осилил вывернуться или хотя бы не бросить оружие. Те из них, кто сражался среди скамей, а не на центральном настиле, провалили мораль и отступили, а абордажная команда на последнем дыхании атаковала в обоих направлениях от мачты.

- Нехристей… - привычно начал Тодт и осекся. Не за борт.

- Как так-то, Джованни? – спросил Тодт, - Я же бился вместе с нехристями против христиан.

- Рабовладельцы не христиане, - опередив Джованни, с акцентом ответил какой-то грек, - Раб божий не должен быть рабом ближнему своему.

- Человек рожден умереть свободным, - сказал Мятый, - Лучше каменоломни, чем вот это вот все.

- Да лучше горбатиться в мастерской или выгребные ямы вычерпывать, - сказал кто-то еще из новых союзников, - Ну его к дьяволу в задницу, это море.

Что положено делать после успешного абордажа? Что делал старый капитан?

- Дораду разбудить и поставить к рулю! – скомандовал Тодт. Должно быть в мире что-то постоянное и незыблемое.

- Иду-иду, - отозвался Дорада, поднимаясь с «Химеры».

- Поднять паруса! Курс на Аренцано!

Джованни скинул дублет и разглядывал синячище с кровавой раной посередине. Попробовал подвигать левой рукой, поморщился.

- Бруно, Мятый! Поднять паруса!

- Я только уд срамной могу поднять, - ответил Бруно, - И то левой рукой.

Правую руку ему уже туго перевязал какой-то добрый человек. Но крови успело вытечь достаточно, чтобы почти полностью покрасить правую штанину.

Мятый сидел на скамье и тяжело дышал. Его руки дрожали. Ага, «накрыло», как в каменоломне после драки. Стоит ему выпустить пар, и он успокаивается, что даже за нормального сойдет.

- Я… Сейчас… Подниму… Только я забыл, как оно делается… Покажет кто-нибудь, и я подниму… - пропыхтел Мятый. Такого дисциплинированного бесноватого Джованни в жизни не видел.

- Еще матросы есть? – крикнул Джованни и огляделся. А кто у нас теперь вообще есть из экипажа?

Из недавнего населения галиота чуть ли не в полторы сотни человек осталось около двух десятков. В смысле, на ногах осталось. Половина из них уже поскидывала грязную одежду и бинтовала раны более-менее годными тряпками. Под скамьями стонали раненые.

Подошел русский.

- Chtonado?

Джованни показал на паруса. Русский развел руками.

- Что, парни, матросов нет? – бодро спросил Доменико, который всю битву просидел у себя на «Химере», удивляясь, как он согласился на эту авантюру и стараясь как можно быстрее протрезветь настолько, чтобы в компании с Дорадой свалить подальше, - Если надо, то за долю в добыче я матрос!

- Конечно надо. Платим золотом!

- Господин рыцарь, вам еще матросы не нужны? – спросил Доменико, - Тут к нам один спрыгнул.

Вслед за Доменико на палубу влез мокрый мужик, одетый по-матросски.

- Нужны, - Фредерик схватил матроса за плечо и толкнул в сторону мачты.

Мужик не удержался на ногах и упал на колени.

- Сеньор, не убивайте! Я просто матрос, я с вами не дрался, гребцов не обижал!

Доменико дернулся как будто скептически.

- Он матрос? – спросил Фредерик, - Ты его знаешь?

- Лука его зовут, - ответил Доменико, - Из рыбаков.

Доменико не понял, каким образом Лука, с которым еще вчера они выпивали за одним столом на свадьбе Кармины и вот этого рыцаря, оказался на «Пегасе». И матрос ли он на самом деле. Но по привычке не стал говорить лишнего. Мало ли в Генуе рыбаков по имени Лука?

- Отлично, - кивнул Фредерик, - Старпом, забирай его.

Кто-то из выживших направился к двери в кормовую каюту. Фредерик отогнал его, сопроводив итальянские ругательства международными жестами кинжалом и открыл дверь сам. Жестоко измятые латные перчатки висели у него на поясе. На шлеме и на кирасе появились свежие зарубки.

В каюте прятались двое. Богатый генуэзец в черном бархатном плаще и одетый в грязный балахон человек с умным лицом.

- Этих куда, мессир? – спросил сзади суровый гребец, по говору неаполитанец, - В плаще точно пассажир, а не из команды.

- Пассажира мне, и отвечаешь, чтобы груз пока не трогали, - ответил Фредерик, - Сначала порядок на палубе, потом дележ добычи.

Неаполитанец поклонился и присоединился к товарищам на палубе. Выжившие победители вовсю занимались наведением порядка. То есть, добивали побежденных, снимали с тел оружие, доспехи и сколько-нибудь ценные вещи и сбрасывали тела за борт.

- Ты кто? – спросил Фредерик третьего пленного.

- Корабельный врач. К вашим услугам.

- Бери инструмент и работай. Врачей обижать грех.

- Тодт, принимай доктора! – крикнул Фредерик в дверь.

- Принял. Но на раны в животе кипящее масло не лить! – отозвался Тодт.

- Боже упаси! – перекрестился доктор.

Корабль без парусов и весел тихо сносило в открытое море. Дорада уже задремал на руле в ожидании команды, куда править.