Супер «горничная»

Чтобы скоротать время, которого вдруг оказалось слишком много, я засела за учебник. Через два дня у меня экзамен и неплохо подготовиться к нему как следует. Только вот беда — грустные мысли никак не хотели покидать голову, приходилось перечитывать одно и то же по несколько раз. А когда на улице принялись сгущаться сумерки, и дождь забарабанил по водостокам, я решила плюнуть на учебу и заняться ничегонеделаньем. Впрочем, у меня и это не получилось. Помешал приход мамы.

Я слышала, как она вернулась. И не заметить, что я дома, она тоже не могла. Только вот минуты текли, а ко мне в комнату она не заглядывала. В конечном счете, первая не выдержала я.

Маму нашла на кухне перед столом, заваленном ворохом роз, подрезающей стебли и расставляя цветы в вазу. Помнится, эту вазу они с папой привезли из Египта — очень некстати шевельнулись воспоминания.

— Откуда цветы? — поинтересовалась, когда мама соизволила посмотреть на меня с мечтательным выражением лица и улыбкой на губах.

— Красивые, правда? И так много! — любовно погладила она бордовый бутон.

— Красивые, — кивнула я. — Так откуда они?

Ответ на этот вопрос считала важным, хоть и боялась его услышать.

— Подарили. Доча! — еще более счастливо посмотрела на меня мама. — Я встретила такого мужчину!..

Горло сжал спазм, а пальцы сами сложились в кулаки. Неконтролируемая злость вкупе со жгучей обидой вспыхнули в душе.

— Как ты можешь?! — даже не сказала, а процедила сквозь зубы я.

Больше я не заботилась о том, как выгляжу — женщину, что продолжала любовно разглядывать цветы в вазе, я ненавидела всей душой. А где-то там, в больнице, под покровом ночи и в компании посторонней сиделки, совершенно беспомощный лежал ее муж. И мой отец, из-за которого душа моя уже изболелась вся!

Даже не вопрос мой, а тон, каким он был задан, достиг цели и возымел действие — улыбка сошла с материнских губ, а глаза покрылись коркой льда.

— Сядь! — властно велела мама и кивнула на стул.

Невольно подчинилась, как привыкла делать с детства. Именно такого тона я и боялась больше всего. И я ждала ответа.

— Ты думаешь, что вправе судить меня? — презрительно прищурилась мама. — А с чего это вдруг?

— Мам, ты замужем, и твой муж лежит в больнице…

— И что с того?! — повысила мама голос. — Что с того?! — еще громче повторила. Впрочем, сразу же взяла себя в руки и не перешла на крик. Она вообще не любила кричать — брала всегда суровостью. — Алиса, дело не в том, что твой отец заболел, — гораздо тише и спокойнее проговорила мама. И в глазах ее мелькнула тень человечности.

— А в чем же, мам?

— В том, что с ним я никогда не чувствовала себя счастливой.

— А как же долг и сострадание?

Я с трудом подбирала слова — в голове царил хаос и постепенно она болела все сильнее. Все, что говорила мама, плохо усваивалось. Я просто не понимала, что именно она хочет до меня донести.

— Ну какой долг? — раздраженно посмотрела она на меня. — Мне чуть больше сорока, и все последние годы мы с твоим отцом ссорились. А теперь ты хочешь, чтобы я махнула на себя рукой и привязала себя к его кровати? Алиса, поверь мне, что твоего отца я жалею не меньше тебя. Но и себя мне жалко. Я хочу жить дальше и быть счастливой, — снова взглянула она на розы, и взгляд ее заметно потеплел.

— Мам, так рассуждать эгоистично…

— Возможно! — перебила она меня. — Но я никогда и не приписывала себя к героям, как и не соглашалась жертвовать собой во имя кого-то.

— А если бы на папином месте оказалась я, ты бы так же себя повела? — с трудом выговорила я. О таком даже думать не хотелось, но мысли невольно лезли в голову.

— Не говори ерунды! И не сравнивай никого и ничего. Запомни одну вещь — никто не будет нас любить так, как сами мы себя любим. И если человек этого не понимает, то не видать ему счастья в жизни.

Не понимаю и не хочу понимать! Отказываюсь так думать! Кроме того, считаю людей, думающих подобным образом, уродливых душой. И очень не хотелось причислять к ним собственную мать.

— Мам, ну а деньги?.. Ведь их заработал отец, — сделала я последнюю попытку, понимая, что ни в чем убедить ее не смогу.

— Ты так считаешь? — усмехнулась она. — А по-твоему, женщина, которая сидит дома и занимается хозяйством, бездельница? Я обстирывала и обглаживала твоего отца все годы. Растила тебя, пока он до ночи пропадал на работе. Готовила, вычищала углы в квартире, создавала уют… Все это не работа? Неужели ты считаешь, что я ничего не заработала за все эти годы?! Нет уж, дорогая моя. Мое мнение тут отличается от твоего. Твой отец купался как сыр в масле, и заслуга в том моя. Потому я и позволила себе взять за это плату. Пусть это будет моим выходным пособием.

Я встала и молча вышла с кухни. По лицу мамы видела, что она ждет, что я скажу. Но говорить с ней мне больше не хотелось. Никогда я не пойму ее и думать как она тоже не буду. Как я раньше не понимала, насколько у мамы уродливое представление о жизни. И почему я думала, что она любит папу? Не потому ли, что не считала возможной совместную жизнь с мужчиной без любви?

В своей комнате я взяла телефон и набрала номер Кати.