Супер «горничная»

— Тогда, доверься мне, — невольно улыбнулся — такой трогательной она показалась в растерянности.

Из машины я тоже вел ее за руку и тихо радовался, что она не забирает ту у меня. И первым делом, оказавшись в гостиной и усадив драгоценную гостью на диван, я налил ей полный бокал вина. Себе плеснул на дно, чисто для компании — пить самому не хотелось.

— Хочешь, приготовлю глинтвейн? — поинтересовался, наблюдая, как держит она бокал в тонких подрагивающих пальчиках и не решается поднести ко рту.

— Нет, спасибо! — слабо улыбнулась Алиса и отхлебнула вина. А потом неожиданно припала к бокалу и выпила вино сразу все, одним махом.

Ничего себе! Это, конечно, вино, но даже не сухое, а десертное. В таком состоянии и от такого количества, может немного развести. Да и не беда! Хочет напиться — пусть! Я же ее обожаю в любом состоянии. Только вот не ожидал, что следующим этапом станут слезы, что мгновенно набежали на ее глаза, заполняя до края, и принялись стекать крупными хрустальными каплями по щекам.

Честно, я растерялся. Женские слезы всегда вносили в мою душу некую разбалансировку. А как плачет Алиса, я и вовсе не мог видеть, не страдая душой и телом. И что предпринять, как повести себя, понятия не имел.

— Златовласка… — заикнулся я, но она меня перебила.

— Как она так может?! — воскликнула Алиса, глядя на меня даже не несчастными, а измученными глазами. — Это же ее муж, которого, я думала, она любит! А оказывается, она никогда его не любила!.. — голос ее зазвучал глухо, потому что лицо она уткнула в ладони, пряча от меня и глаза, и слезы. Правда, последние принялись сочиться сквозь пальцы. — Она его никогда не любила, — затрясла Алиса головой. — Никогда! А он ее!.. — последние слова потонули в рыданиях, и разобрать их у меня не получилось.

Да и для меня они стали последней каплей в чаше всего — терпения, воздержания, равновесия… и много чего еще.

— Все, хватит! — решительно произнес я, сохраняя лишь видимость спокойствия. — Иди сюда! — обнял Алису и прижал к себе.

Рыдания душили ее, тогда как я искал ее губы, плохо отдавая себе в том отчет. Даже сообразил уже тогда, когда она отвечала на мой поцелуй, а я чувствовал соленый привкус ее слез во рту. Но даже это казалось мне крышесносным.

А потом я подхватил ее на руки, не переставая целовать, и понес в спальню. Она разве что бросила на меня удивленный взгляд, но и на него я не обратил внимания, вновь приникая к ее губам.

* * *

Вино лишь немного вскружило мне голову, самую малость. Легкое опьянение наложилось на всю ту слабость, что накопилась в душе, усиливая ее в разы, делая меня вялой и податливой. Но совсем не потому я с не меньшим жаром отвечала на поцелуи Савелия, а потому что казались они мне безумно приятными и заставляли забывать обо всем. В один миг я из жалеющей себя и оплакивающей любовь к матери превратилась в похотливую самку. Он искал мои губы, в то время как я не могла насытиться его. И я прекрасно понимала, куда и зачем он меня несет, но ничего не хотела говорить или делать, чтобы помешать ему.

В спальне Савелий опустил меня на кровать и на секунду завис надо мной, вглядываясь в глаза. Я понимала смысл этой короткой передышки — он давал мне возможность к отступлению, хоть весь вид его и кричал, что отступить мне он не даст, что будет целовать до тех пор, пока не капитулирую. Я же этой возможностью не воспользовалась, уж не знаю почему, и вскоре мои губы опять оказались в жарком и ненасытном плену его губ.

Меньше всего Савелий годился на роль того, с кем планировала провести ночь, но именно с ним мне и ужасно хотелось это сделать. Да я сама цеплялась за его плечи, когда он гладил мое тело. Пока через одежду, но оставался лишь крошечный шаг, когда мы сольемся в единое целое, лишившись оной. И тело мое вело себя странно в жажде все более откровенных ласк. Не узнавала себя, когда изгибалась, чувствуя на себе горячие и сильные руки мужчины.

Желание было обоюдным и плохо контролируемым.

Мы раздевали друг друга одновременно. Я слышала, как трещит одежда под нашими руками, и не понимала, чья. Да и плевать было на одежду, которая летела на пол, в разные стороны. В моей голове плескались вполне конкретные желания — чтобы ничего нам не мешало, и желание прижаться к горячему обнаженному мужскому телу, запах которого сводил меня с ума, заставлял хотеть его с каждой секундой все сильнее. И каждый участок моего тела Савелий одаривал ласками — немного грубоватыми от стремительности, но такими возбуждающими, что сил терпеть уже не оставалось. И все это он проделывал в тишине, нарушаемой лишь нашим прерывистым дыханием, которое на этот миг стало единым целым.

Я забыла о предательстве матери.

Из моей головы вылетели мысли об отце.

В этот момент я и себя плохо помнила.

Осталось лишь обнаженное желание и ожидание того, когда этот мужчина проникнет в меня, наполняя собой, доводя до точки кипения.