Суперинтендант и его заботы

– Это ничего не значит, – вмешалась Марджори. – Когда Франко увольняли отсюда, он ещё не знал, как ему удастся устроиться, так что вполне мог сделать прощальный жест. Да просто в расстройстве мог! Иной раз обольёт тебя из лужи проезжающий экипаж, так ему такого пожелаешь в сердцах!..

– Согласен. Поэтому завтра утром, после официального открытия дела о проклятии, я отправлю в театр пару магов, чтобы они, во-первых, нашли источник…

– Если он определяется, – добавила Лавиния. – Мне отыскать его не удалось. Правда, я не использовала никакой техники.

– Ну вот, а у ребят будет аппаратура. А во-вторых, путь попробуют зафиксировать ауру.

– Через полгода после воздействия? – госпожа Редфилд скептически покривилась. – Ой, сомневаюсь я.

– Сомневайся – не сомневайся, а есть порядок действий, вот по нему в точности и пойдём, – твёрдо ответил Джан-Марко. – Жди сопровождающего в девять.

– А как его зовут?

– Джан-Франко, – ответил Торнабуони, шагая в портал. – Он мой племянник!

Часть 3

«E fin l'ultimo sospir, caro nome, tuo sarà» (aria Gilda del “Rigoletto”, Giuseppe Verdi)

«И даже вздох последний мой будет тебе принадлежать, о дорогое имя»,(ария Джильды из оперы Джузеппе Верди "Риголетто")

Выпускник падуанского университета был точен. Ровно в девять утра, с первым ударом молота Гигантов, он постучал в их квартиру. Марджори распахнула двери, окинула его оценивающим взглядом и кивнула: годится. Молодой человек – для мага совсем молодой, лет двадцати трёх-двадцати четырёх – был высок, обладал густой светлой шевелюрой и тёмными бровями. Позднее выяснилось, что он умеет быть смертельно серьёзным при необходимости и широко улыбаться при желании – чего ж ещё желать?

– Итак, Джан-Франко, для начала мы с вами отправляемся в Падую, – сообщила Лавиния. – И там нас ждёт…

Юный представитель семьи Торнабуони достал блокнот и прочёл:

– Леона Джиральдони, меццо-сопрано, маг воздуха. Родилась в тысяча девятьсот семьдесят пятом, выступала в «Ла Фениче» с девяносто пятого по девяносто восьмой и затем после восстановления театра до две тысячи сорок девятого. Проживает в Падуе, на виа Антонио Толомеи, дом шестнадцать.

Госпожа Редфилд перевела взгляд на секретаршу. Та кивнула, мол, да, та самая певица, о которой я упоминала.

– Очень хорошо, Джан-Франко. Но я вчера не сообщала вашему дядюшке имени дамы, к которой мы отправимся.

– Не сообщали, синьора коммандер, – согласился молодой человек. – Но я проверил, в Падуе проживает всего одна женщина, которая служила в «Ла Фениче» и остаётся в своём уме. Относительно, конечно.

– Вот как? А есть и другие?

– Да, синьора коммандер. В трёх километрах от города находится санаторий для престарелых, в котором постоянно проживают ещё две бывшие певицы этого театра и один хормейстер. Но они… не слишком пригодны для допроса.

– Допроса? О, нет, Джан-Франко, ни в коем случае! Это будет разговор, самая нежная и щадящая беседа, какую вы только можете себе вообразить.

– Как прикажете, синьора коммандер, – коротко поклонился он.

– Мы отправимся через стационарный портал?

– Как пожелаете, синьора коммандер. Я могу открыть окно и отсюда, но оно привязано к университету.

– Это далеко от интересующего нас адреса?

– Примерно полчаса пешком.

– Думаю, я не развалюсь за получасовую прогулку, – хмыкнула Лавиния. – Марджори, ты пока свободна, когда вернусь, я тебя найду.

Сиреневая точка расширилась до нормального портального окна за минуту, и она подумала: «Надо же, какой талантливый мальчик! Надо изучить его получше…».

Шагнула в портал и оказалась на мозаичной мостовой внутреннего двора падуанского университета.

Выстроенное квадратом здание, в двух первых этажах – широкие галереи с ионическими колоннами, белые стены почти сплошь покрыты щитами с изображениями гербов; башня с часами, на которых четверть десятого…

Лавиния вопросительно взглянула на Джан-Франко, и он пояснил:

– Часы врут на минуту в сутки. Их выставляют по понедельникам, сегодня пятница…

– Ага, поэтому на сегодня ошибка составляет четыре минуты. Понятно. Но почему не наладить механизм?

– Никто не знает, как это сделать, не повредив сами часы, – пожал плечами молодой человек. – Дело в том, что их рассчитал, собрал и установил Галилео Галилей, и сделал это в одиночестве, без чьей-либо помощи. Часы работают на энергии огненных элементалей, которые неизвестным образом подзаряжаются друг от друга.

– Погодите, Джан-Франко, – Лавиния даже остановилась, и в неё тут же врезался спешивший куда-то юноша. – А маятник? Если я правильно помню, именно здесь, в Падуе Галилей работал над теорией движения маятника?

– А маятника нет, – развёл руками юный маг. – Только семнадцать фиалов. Тетрадь с расчётами этого устройства была передана сыном учёного, синьором Винченцо, в университетскую библиотеку. Вот только когда часы решили наладить, тетрадь эту не нашли.