Супершпион, числящийся в мертвых. Самые искусные воры

– Если у вас есть вопросы, задайте их сейчас, – черные лица остались бесстрастными. Хардман встал. – Хорошо, я найду вас ближе к вечеру. Вам есть чем заняться, так что не будем терять времена.

Они поднялись, кивнули нам на прощание и один за другим скрылись за дверью. Хардман проводил их взглядом, потом повернулся ко мне и Падильо.

– Как они вам?

– По-моему, крепкие ребята, – ответил я.

Падильо молча кивнул.

– А где будете вы? – спросил его Хардман.

– В отеле.

– А Маш?

– Со мной... если вы не возражаете.

– Нет, конечно. Я говорил ему, что он не останется без работы. Но вы пока не знаете, что именно от него потребуется?

– Не знаю.

– Понятно. Маш обходится дорого.

– Если он хорош в деле, я заплачу сколько потребуется.

Хардман уставился в пол.

– Округлим ваши расходы до пятнадцати тысяч. Я расплачусь за все, а что останется, возьму себе.

– Тогда с Машем я договорюсь сам. Я бы хотел повидаться с ним вечером.

– Где?

– В моем отеле. Он у меня уже был.

– В какое время?

– В девять часов.

– Он приедет.

Хардман встал, шагнул к двери.

– Полагаю, пока все?

Падильо кивнул.

– Утром деньги будут, – напомнил я.

Хардман махнул рукой, показывая, что он в этом не сомневается.

– Я заеду где-нибудь в полдень и останусь на ленч.

– Вас накормят за счет заведения.

Хардман хохотнул.

– На это я и рассчитываю.

Попрощался с нами и последовал за своими приятелями, здоровяк весом в двести сорок фунтов[8], под тяжестью которого прогибались ступени.

Шаги Хардмана уже затихли внизу, а Падильо все смотрел в стол.

– Ты ему доверяешь?

– Что я должен ответить? Как самому себе?

– Не знаю. Мы ведем речь о крупных суммах, а он получает крохи.

– Может, на уме у него что-то еще.

Падильо поднял голову.

– Может. И если это так, во вторник тебя ждет много интересного, когда придется решать, нравятся ли тебе его идеи или нет.

Глава 21

Не торопясь мы доехали до моего дома, загнали машину в подземный гараж, поднялись на лифте. Я позвонил в звонок, но никто не подошел к двери, чтобы поинтересоваться, желанные ли прибыли гости. Поэтому я вставил ключ в замок, повернул, повторил ту же процедуру со вторым замком и приоткрыл дверь, насколько позволяла цепочка.

– Это мы, Сильвия. Впусти нас, – и закрыл дверь. Она сняла цепочку. Мы вошли. В наше отсутствие Сильвия прибралась в квартире. Взбила подушки, очистила пепельницы, убрала чашки и тарелки. В спальни я не заглядывал, но, не боясь ошибиться, предположил, что постели застелены. Похоже, она ни в чем не терпела беспорядка.

– Как ваши успехи? – спросила Сильвия.

– Все нормально. Мы сказали все, что хотели, и нас поняли, – ответил Падильо. – Теперь все знают, кому что делать.

– Вы встречались с теми людьми, о которых мы говорили?

– Да.

– Хотите кофе?

– С удовольствием, – ответил я.

Не отказался и Падильо.

Сильвия принесла две чашечки, а потом мы сидели в гостиной и пили горячий кофе. Как частенько по воскресеньям с Фредль. Мне нравился этот день недели, заполненный неспешным перелистыванием «Нью-Йорк тайме», «Вашингтон пост» и «Вашингтон стар», обильным завтраком и бесконечными чашечками кофе. Если мы поднимались достаточно рано, я настраивал радио на церковную волну и мы целый час слушали псалмы. Фредль иной раз подпевала. Потом я переключался на городские новости, и комментатор цитировал содержание колонок светской хроники, добавляя собственный анализ поведения тех, кто, судя по газетным полосам, вызывал наибольший интерес публики. Днем Фредль частенько выводила меня на прогулку, а если лил дождь, мы шли в кино и смотрели какой-нибудь старый двухсерийный фильм, уминая при этом пакет воздушной кукурузы. Иной раз мы проводили воскресенье и по-другому, но неизменно в тишине и покое. К примеру, мы могли весь день посвятить Национальной галерее, а то сесть в самолет и улететь в Нью-Йорк, погулять по Манхэттену, выпить пару коктейлей, а вечером вернуться домой. Воскресенья принадлежали только нам, и мы уже привыкли ни с кем их не делить. А потому мне очень недоставало моей жены, и я нервничал, гадая, что она делает и как себя чувствует. Еще более нервировало меня собственное бессилие, невозможность хоть чем-то помочь Фредль.

– Когда же я наконец доберусь до них? – задал я риторический вопрос.

Падильо повернулся ко мне.

– Нервничаешь?

– еще как. Может, мне начать кусать губы?

– Лекарства все равно нет.

– И что бы ты посоветовал?

– Чтобы удержаться от криков?

– Да.

– Я кричал бы молча.

– А это поможет?

– Едва ли.

– Так есть ли смысл пробовать?

– Во всяком случае, ты можешь подумать, а как же этого добиться.

– У нас есть дела на вторую половину дня или это время отдыха?

– Никаких дел у нас нет.

Я встал.

– Тогда пойду вздремнуть. Лучше кошмарный сон, чем такое бодрствование.

Падильо нахмурился.

– Ты еще можешь обратиться в ФБР.

– Я уже думал об этом, но решил, что мы зашли слишком далеко. Я даже не уверен, поверят ли они нам.

– Завтра – крайний срок. Потом будет поздно.