Читаем Супершум полностью

За двадцать минут я пережил больше чем за всю жизнь. Меня вживляют в образы, к которым я не имею никакого отношения. Рвотные, ущербные образы. На моей коже настоящий пот. Я ощущаю его запах. Слышу свое сердцебиение. Все настоящее. И это не похоже на легкую прогулку по своей памяти. Я помню, как, заинтересовавшись своей болезнью, прочел одну статью, в которой говорилось о патологиях. Там было написано, что у шизофреников внутренний мир наполнен насилием и жестокостью. Только почему такое происходит в моей голове? И в моей ли? Мне вспомнилась жена. Ее кожа пахнет кремом, а волосы чистотой. Сейчас она наверно сидит дома. И если я отсюда не выберусь, это может навредить не только ей. Вернуть бы все обратно – я никогда бы не зашел так далеко с этими проклятыми экспериментами и этим Больцманом.

В коридоре новые следы. Я не заметил их сразу – мне было очень плохо. Они ведут из номера 5, где я только что был, в номер 7. Все понемногу проясняется. Я вхожу в номер и, пройдя через него, получаю новый указатель. Головоломка с двумя неизвестными.

Номер 6. Следы туда не ведут. У меня есть выбор и им можно воспользоваться. Ведь я могу укоротить путь, а возможно и увидеть спину, того, кто помимо меня здесь ходит.

Щелчок замка. Я открываю дверь номера 6.

То, что я вижу за ней, обдает меня леденящим азотом животного ужаса. Проход в номер забит. И он не просто забит. Он забит мертвыми телами детей и взрослых, накиданными друг на друга. Кадры с нацистскими концлагерями оживают на моих глазах. Та же свалка худых рук, свисающих волос, проглядывающихся зубов, невинных взглядов и неестественно согнутых ног. Я матерю невидимого врага и наваливаюсь всем телом на дверь, лишь бы не видеть изуродованные человеческие трупы.

Я нахожусь в жутком месте. И меня не возвращают. Хотя мой пульс уже учащался раза четыре. Делаешь себе больно – становится больно. Не «просыпаешься». Возможности вырваться нет. Я остался наедине с собой и с этим домом.

Сырные кусочки давно оставлены. И я как мышь, бегу на приманку.

Номер 7.

Название, подходящее для номера 7 – Красная Комната. Скорее это ангар невообразимых размеров. И внутри него все красное. Огромная десна великана. Красными полотнами обтянуто все. Буквально все. Если бы меня уменьшили и поместили внутрь бьющегося сердца, то, наверно, я увидел бы то же самое.

Есть еще один цвет. Белый. Фигуры белого цвета, напоминающие манекенов, строем стоят по периметру комнаты. Вроде бы люди, но с белыми ядрами вместо головы. И одеты они как сумасшедшие. Женские платья в форме конуса на жесткой основе, плюс полностью оголенные, словно мелом вымазанные руки.

Я делаю шаг, и взрыв синхронно ударивших в пол ног сильнейшей вибрацией бьет меня в грудь. Такой звук можно передать, только если в миллион раз усилить щелчок передернутого затвора. Все манекены сдвинулись ближе ко мне.

Я аккуратно продвигаюсь вдоль стены, внимательно следя за тем, что происходит справа. Манекены сопровождают каждый мой шаг этюдом. Я ступаю вперед, и моментально достаются тысячи обручей. Я опять прохожу немного, и обручи поднимаются над головами-ядрами. Я вновь иду, и бесполые создания разом начинают крутиться на месте, фонтаном выблевывая красные струйки крови, наклоняться, то в одну сторону, то в другую. Как фигурки, вырвавшиеся из музыкальных шкатулок.

В напряженной шахматной партии с хозяевами комнаты я не обратил внимания на еще одну вещь. Портрет размером с рекламный щит висит на противоположной стене. На нем изображена обольстительно улыбающаяся женщина с прической в стиле 30-х годов. Светлые кудри свисают до плеч, в черных глазах два маленьких огонька счастья. Эту женщину я никогда раньше не видел. Возможно она актриса или певица прошлых лет. В любом случае кто угодно, кого я точно не знаю.

Сообразив, что никто не хочет нанести мне вреда, я выхожу из номера 7.

Следующий – номер 8. Наученный горьким опытом, я не решаюсь сразу заходить внутрь, а только приоткрываю дверь. Этого оказывается достаточно. Ни мебели, ни людей, ни окон в номере не оказывается. Пустая, немая комната. И я так в нее и не захожу. Но следы все равно появляются. Сами по себе. И теперь они выходят уже ИЗ номера 8 и ведут к номеру 11.

«Необязательно заходить. Достаточно открывать двери». Я решаю проверить свою догадку и иду по следам. Я проворачиваю ручку, вновь не заходя в номер, и тут же появляются свежие отпечатки, ведущие в новом направлении.

Пока я приоткрываю указанные двери, стены коридора постепенно погружают меня в аудиокошмар. Треск. Чавканье. Улюлюканье. Скрежет. Плач. Угрозы. Сверление. Музыка. Хихиканье. Скрип. Клацанье по кнопкам. Рвота. Бульканье. Тишина. Хрип. Мольба. Звон разбитого стекла. Пение.

Наконец я дохожу до конца коридора. Я так привык к тому, что подсознание со мной играет странной болезнью, что даже не поразился такой необычной схеме путешествия по нему. Приоткрываю дверь номера 44, и новые следы не появляются. Он последний.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лысая певица
Лысая певица

Лысая певица — это первая пьеса Ионеско. Премьера ее состоялась в 11 мая 1950, в парижском «Театре полуночников» (режиссер Н.Батай). Весьма показательно — в рамках эстетики абсурдизма — что сама лысая певица не только не появляется на сцене, но в первоначальном варианте пьесы и не упоминалась. По театральной легенде, название пьесы возникло у Ионеско на первой репетиции, из-за оговорки актера, репетирующего роль брандмайора (вместо слов «слишком светлая певица» он произнес «слишком лысая певица»). Ионеско не только закрепил эту оговорку в тексте, но и заменил первоначальный вариант названия пьесы (Англичанин без дела).Ионеско написал свою «Лысую певицу» под впечатлением англо-французского разговорника: все знают, какие бессмысленные фразы во всяких разговорниках.

Эжен Ионеско

Драматургия / Стихи и поэзия
Дело
Дело

Действие романа «Дело» происходит в атмосфере университетской жизни Кембриджа с ее сложившимися консервативными традициями, со сложной иерархией ученого руководства колледжами.Молодой ученый Дональд Говард обвинен в научном подлоге и по решению суда старейшин исключен из числа преподавателей университета. Одна из важных фотографий, содержавшаяся в его труде, который обеспечил ему получение научной степени, оказалась поддельной. Его попытки оправдаться только окончательно отталкивают от Говарда руководителей университета. Дело Дональда Говарда кажется всем предельно ясным и не заслуживающим дальнейшей траты времени…И вдруг один из ученых колледжа находит в тетради подпись к фотографии, косвенно свидетельствующую о правоте Говарда. Данное обстоятельство дает право пересмотреть дело Говарда, вокруг которого начинается борьба, становящаяся особо острой из-за предстоящих выборов на пост ректора университета и самой личности Говарда — его политических взглядов и характера.

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Чарльз Перси Сноу

Драматургия / Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза
Ревизор
Ревизор

Нелегкое это дело — будучи эльфом возглавлять комиссию по правам человека. А если еще и функции генерального ревизора на себя возьмешь — пиши пропало. Обязательно во что-нибудь вляпаешься, тем более с такой родней. С папиной стороны конкретно убить хотят, с маминой стороны то под статью подводят, то табунами невест подгонять начинают. А тут еще в приятели рыболов-любитель с косой набивается. Только одно в такой ситуации может спасти темного императора — бегство. Тем более что повод подходящий есть: миру грозит страшная опасность! Кто еще его может спасти? Конечно, только он — тринадцатый наследник Ирван Первый и его команда!

Алекс Бломквист , Виктор Олегович Баженов , Николай Васильевич Гоголь , Олег Александрович Шелонин

Фантастика / Драматургия / Языкознание, иностранные языки / Проза / Юмористическая фантастика / Драматургия
Все в саду
Все в саду

Новый сборник «Все в саду» продолжает книжную серию, начатую журналом «СНОБ» в 2011 году совместно с издательством АСТ и «Редакцией Елены Шубиной». Сад как интимный портрет своих хозяев. Сад как попытка обрести рай на земле и испытать восхитительные мгновения сродни творчеству или зарождению новой жизни. Вместе с читателями мы пройдемся по историческим паркам и садам, заглянем во владения западных звезд и знаменитостей, прикоснемся к дачному быту наших соотечественников. Наконец, нам дано будет убедиться, что сад можно «считывать» еще и как сакральный текст. Ведь чеховский «Вишневый сад» – это не только главная пьеса русского театра, но еще и один из символов нашего приобщения к вечно цветущему саду мировому культуры. Как и все сборники серии, «Все в саду» щедро и красиво иллюстрированы редкими фотографиями, многие из которых публикуются впервые.

Александр Александрович Генис , Аркадий Викторович Ипполитов , Мария Константиновна Голованивская , Ольга Тобрелутс , Эдвард Олби

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия