Супруга без изъяна, или Тайна красной ленты

Оливия не ответила. Она чувствовала себя неуверенно. Давление у пострадавшей было девяносто пять на шестьдесят. Это была худощавая, но крепкая женщина, в хорошей физической форме. Давление было для нее нормальным или оно было знаком беды?

– Пульс сто десять, – отметила Кэти и посмотрела на Оливию.

Оливия осторожно прощупала живот женщины.

– Живот напряжен, – сказала она, и ее пальцы осторожно скользнули влево. Неожиданно женщина вскрикнула, попыталась вывернуться из-под пальцев Оливии. Прикосновение к синяку оказалось болезненным или у нее разрыв селезенки?

– Давайте пропальпируем брюшную полость, – предложила Оливия.

Джонатан свирепо посмотрел на нее:

– У нас нет времени. Хочешь получить еще один труп?

Оливия не возразила. Она послушно исполняла приказы Джонатана, готовя женщину к транспортировке. У нее закружилась голова, когда пациентку несли к вертолету. Когда Оливия вернулась к себе в кабинет, колени у нее стали ватными. Она присела у стола и закрыла глаза. Она струсила. Почему она позволила Джонатану запугать ее?

Ей следовало возражать, но она испугалась. Нет, не Джонатана и не увольнения. Она боялась, что совершает ошибку, неверно ставит диагноз. Если бы в эту минуту, когда она сидела в своем кабинете, дрожащая, борющаяся с тошнотой, ее спросили, правильное ли решение она приняла, спасая Анни О’Нил, она бы не смогла с уверенностью ответить на этот вопрос.

Позже Оливия позвонила в Мемориальную больницу Эмерсона и выяснила, что у пострадавшей в аварии женщины действительно оказался разрыв селезенки. Джонатан действовал правильно. Пока они прощупывали бы ей брюшную полость, женщина могла умереть. Оливия расплакалась. И от облегчения, что женщина осталась жива, и от осознания того, что ошиблась, что не может больше доверять собственным суждениям и ставить диагноз.

Оливия легла спать, подавленная одиночеством. В половине первого ночи она сняла аппарат с тумбочки, поставила рядом с собой на постель и набрала номер Алека. Он не сразу снял трубку, голос был хриплым спросонья. Оливия положила трубку, не сказав ни слова.

33

Август 1991 года

Пол перешел через Коннектикут-авеню, пытаясь вдохнуть поглубже плотный, влажный воздух вечерней столицы. Для такой погоды больше подошли бы жабры. Розовая неоновая вывеска книжного магазина Донована светилась совсем близко. Пол ускорил шаг.

Войдя в магазин, он на мгновение остановился у порога, вытер платком лоб, оглядывая великолепие его любимого книжного магазина. Оливия его тоже любила. Пол давно скучал по их жизни в Вашингтоне и иногда ловил себя на том, что начинал скучать по Оливии.

Половина десятого вечера, а в магазине полно народа. Здорово! Что открыто на косе в такое время? Может быть, только лавочки, где продают наживку.

Пол медленно прошел через магазин, касаясь пальцами корешков книг. Раньше он частенько читал здесь свои стихи. По воскресеньям после обеда и по вторникам вечером. Толпа всегда была разношерстной, но его принимали тепло.

Пол дошел до лестницы в дальней части зала, поднялся на верхний этаж, заказал у стойки минеральную воду и кусок сырного пирога. С подносом в руках он оглядел маленькое кафе в поисках свободного места. Двое мужчин как раз вставали, освобождая столик у самых перил. Они предложили его Полу, тот поблагодарил, сел и только тогда понял, что именно это место они всегда стремились занять, когда приходили сюда с Оливией. Первые два года после свадьбы они жили в доме напротив книжного магазина. Позже, уже купив дом в Кенсингтоне, они встречались здесь несколько раз в неделю, ели сандвичи с авокадо, запивая их минеральной водой, и работали над «Крушением «Восточного духа». Господи, как же ему нравилось писать вместе с Оливией эту книгу.

Пол приехал в Центральную больницу Вашингтона, чтобы написать заметку о состоянии здоровья одного сенатора, когда стало известно, что поезд сорвался с моста и рухнул в реку Потомак. Пол первым из репортеров оказался в отделении неотложной помощи, и в последовавшем хаосе никто, казалось, не замечал его, не обращал никакого внимания на то, что делает журналист.

Пол впервые увидел Оливию, когда та принимала первого пострадавшего у входа в отделение. Она собрала длинные красивые волосы в «конский хвост», перетянув его резинкой. Оливия вместе с парамедиками повезла пострадавшую пожилую женщину в смотровую. Она прижимала кусок окровавленной марли к боку женщины и что-то негромко спокойно говорила ей. В те первые дни многие врачи и медсестры в отделении работали на износ, но Пол не мог отвести от Оливии глаз. Он наблюдал, как она разговаривала с родственниками пациентов; как осторожно касалась чьего-то плеча, поддерживала того, кто в этом нуждался. К концу этих нескольких страшных суток ее волосы безжизненно повисли между лопаток, челка намокла от пота и липла ко лбу. Зеленый хирургический костюм был перепачкан кровью, темные круги залегли на алебастровой коже под глазами. Полу она казалась совершенной красавицей.