Супруги по соседству

После того как Энн все это произносит, они начинают.

– Цель вашего сегодняшнего визита? – спрашивает детектив.

– Я пришла сознаться.

28

Детектив Расбах внимательно разглядывал Энн. Она была явно взволнована и сидела, выкручивая себе руки. По лицу разлилась бледность, зрачки были расширены. Он не был уверен, стоит ли продолжать. Она произнесла на камеру, что отказывается от своего права на юридическую помощь, но он сомневался, способна ли она была в своем нынешнем психическом состоянии принимать такие решения. И все же он хотел услышать, что она ему скажет. Они всегда могли отклонить ее признание как недействительное (скорее всего, они так и сделают), но ему необходимо было это услышать. Он хотел знать.

– Я ее убила, – сказала Энн. Она казалась расстроенной, но в здравом уме. Она знала, кто она, где она и что делает.

– Расскажите, что случилось, – сидя напротив нее, попросил он.

– Я проверяла ее в одиннадцать, – начала Энн. – Я пыталась покормить ее из бутылочки, потому что выпила. Но она раскапризничалась, она хотела грудь. Отказывалась брать бутылочку, – Энн замолчала и посмотрела поверх плеча Расбаха в стену, как будто у него за спиной был экран, на котором перед ней снова разворачивалось произошедшее.

– Продолжайте, – попросил детектив.

– Тогда я подумала, ну и к черту, и дала ей грудь. Мне было стыдно, но она не хотела бутылочку и была голодной. Все плакала, и плакала, и никак не успокаивалась. Раньше у меня не возникало проблем с тем, чтобы кормить ее из бутылочки, она спокойно ее брала. Откуда мне было знать, что она вдруг откажется именно в тот вечер, когда я выпила вина?

Расбах ждал продолжения. Он не хотел, заговорив, прервать поток ее мыслей. Она все так же смотрела в стену позади него, как будто была в трансе.

– Я не знала, что еще делать. Поэтому покормила ее грудью, – она оторвала глаза от стены и посмотрела на него. – Я соврала, когда сказала, что помню, как сняла с нее розовое боди. Я не помню. Я сказала вам это только потому, что предположила, что я это сделала, но в действительности я ничего этого не помню.

– А что вы помните? – спросил Расбах.

– Помню, как кормила ее, она поела, но мало, а потом опять начала плакать, – взгляд Энн вернулся к воображаемому экрану. – Я ходила с ней, укачивала ее, пела, но она только громче плакала. И я плакала тоже, – она посмотрела на него. – Я ее шлепнула, – из ее глаз брызнули слезы. – После этого я ничего не помню. Она была в розовом боди, когда я ее шлепнула, я помню это, но я не помню, что случилось потом. Наверное, я ее переодела. Может быть, я уронила ее или стала трясти, не знаю. Может быть, я прижала ей к лицу подушку, как вы и говорили, чтобы она перестала плакать, но только каким-то образом я ее точно убила, – она начала истерично рыдать. – А когда я вернулась в полночь, она была в кроватке, но я не брала ее на руки. Я не знаю, дышала ли она.

Расбах дал ей поплакать. Наконец он произнес:

– Энн, если вы ничего не помните, то почему вы думаете, что убили Кору?

– Потому что она пропала! Потому что я ничего не помню. Иногда, когда у меня стресс, сознание раскалывается, и я выпадаю из реальности. А потом я понимаю, что у меня в памяти провал, и не знаю, что делала в это время. Такое уже случалось.

– Расскажите мне об этом.

– Вы все сами знаете. Вы говорили с Дженис Фогл.

– Я хочу услышать вашу версию. Расскажите, что случилось.

– Не хочу, – она взяла несколько бумажных платочков из коробки и промокнула глаза.

– Почему?

– Я не хочу об этом говорить.

Расбах откинулся на спинку стула и произнес:

– Не думаю, что вы убили Кору, Энн.

– Нет, вы именно так и думаете. Вы сами так говорили, – она комкала в руках платочки.

– Больше я так не думаю. И я искренне сожалею, что внушил вам эту мысль.

– Я точно ее убила. А Марко попросил кого-то вывезти тело, чтобы защитить меня. Чтобы я не знала, что сделала.

– Тогда где она сейчас?

– Не знаю! Марко не рассказывает! Я умоляла его, но он не рассказывает. Он все отрицает. Не хочет, чтобы я знала, что убила собственную дочь. Он защищает меня. Наверное, ему так тяжело. Я подумала, что если приду сюда и признаюсь, то ему не нужно будет больше притворяться, и он сможет рассказать нам, где она, и я буду знать, и все будет кончено, – она съежилась на стуле, опустив голову.

Да, Расбах подозревал в начале, что произошло нечто подобное. Что мать вышла из себя, убила ребенка, а потом они с мужем это скрыли. Такое могло случиться. Но не так, как она это рассказывала. Потому что, если бы она убила ребенка в одиннадцать или даже в полночь и Марко не знал об этом до половины первого, то как тогда получилось, что Дерек Хониг уже ждал с машиной в проулке, чтобы вывезти тело? Нет, она не убивала ребенка. Это просто не складывается.

– Энн, вы уверены, что покормили ее и она стала плакать в одиннадцать? Не могло это случиться раньше? Например, в десять?

В таком случае Марко мог узнать и раньше, когда проверял дочь в десять тридцать.