Суровое испытание

Такие фразы звучали все чаще, и люди соглашались, одобрительно кивали, убеждая себя, что близнецы Ли — всего лишь очередной пример непутевых мужиков. Шли дни, поставивший на уши весь город ужасный переполох сходил на нет, словно туман рассеивался под лучами солнца, а с моря задувал свежий ласковый бриз. Лица разгладились и посветлели, сам воздух потеплел, а горожане вновь принялись судачить о вступительных экзаменах в университеты, о закваске кимчхи, о ценах и подобных обыденных вещах.

66

Как-то днем Кан Инхо вызвали в кабинет замдиректора. Там незнакомый мужчина за пятьдесят пересчитывал денежные купюры, а рядом сидела Юн Чаэ с перекрещенными руками на груди. Едва он вошел, она буквально вбуравила в него полный ненависти взгляд.

— Вот, пожалуйста, пересчитайте и распишитесь, — проговорил мужчина, а Кан Инхо, недоумевая, взял протянутые деньги и листок бумаги. Там было написано: «Возврат Ли Ганбоком долга Кан Инхо в сумме пятидесяти миллионов вон». Опешив, Кан Инхо поднял голову, а незнакомец, поглядывая на Кан Инхо сквозь толстые линзы очков, безразличным голосом сказал:

— Господин директор изъявил желание привести в порядок прежде всего свои личные дела и начисто избавиться от задолженностей, а я здесь в качестве его представителя.

Выходило, что «взнос в фонд развития школы», к которому принудили Кан Инхо, вдруг ни с того ни с сего стал именоваться личным долгом, и сейчас эта сумма вернулась в его руки. И хотя ни мэрия, ни отдел образования до сих пор не пошевелились, руководство таким образом, видимо, решило подготовиться к предстоящей инспекции. Кан Инхо невольно улыбнулся. Он принял деньги и поставил свою подпись, мочками ушей ощущая бесцеремонный взгляд Юн Чаэ. Он знал, что в последнее время она без конца вызывает к себе недавно вернувшихся в школу Ёнду, Юри и Минсу, а также других воспитанников и запугивает их: чего доброго, наговорят лишнего, и, если суд состоится, братьям-близнецам не поздоровится. Кан Инхо поднялся с места. И в этот момент Юн Чаэ открыла рот:

— А у вас, как я погляжу, богатый опыт!

Лишь теперь он посмотрел на нее.

— Ха! Кто бы мог подумать, что в этом захолустье, в интернате для глухих, мы встретим бравого борца из нелегального педпрофсоюза!

— Профсоюза педработников? — ошеломленно переспросил Кан Инхо, а она, проигнорировав вопрос, пронзила его злобным взглядом и перешла на крик:

— Ты вообще кто такой? Кто тебя послал? Зачем явился сюда?

Он оторопел и хотел было возразить, но тут зазвонил сотовый.

67

Это была жена. Кан Инхо молча развернулся, оставив без внимания вопли Юн Чаэ, и, выйдя в коридор, ответил на звонок. Жена не сразу заговорила. Разумеется, она видела спецрепортаж и наверняка запаниковала, так что морально он давно приготовился к разговору. Но позвонила она лишь сейчас.

— Послушай, сколько мы вместе, я никогда не вмешивалась в твои дела, не так ли? Я всегда верила в тебя, ведь так?

Похоже, жена много всего передумала, прежде чем позвонить. Он почувствовал, что все, что она скажет, будет идти вразрез с его волей, поэтому нехотя буркнул «да». За время их недолгой разлуки много чего произошло, и он догадывался, что спорить бессмысленно. И понимал, в какое неловкое положение поставил жену: ей пришлось подключить подругу, а та с трудом устроила его сюда. Потому он и не мог позвонить ей первым и обсудить ситуацию, а теперь, после всего случившегося, жена казалась чужестранкой, гражданином другого государства, с другой системой, языком и валютой. Столько событий — хватит на целую жизнь. И это лишний раз доказывало, что время — штука довольно субъективная.

— Я тут подумала, было бы хорошо, если бы ты без промедления вернулся в Сеул. Не потому, что те люди правы, а ты нет. Просто подруга, что помогла с устройством, позвонила мне… и… Это просто какой-то кошмар… Черт, черт, черт!

Жена умолкла и сглотнула слюну. Лишь сейчас до него дошло, какие унижения ей пришлось испытать, — все было гораздо хуже, чем он себе представлял. Только потому, что неудачно вышла замуж, ей в одиночку пришлось сносить ужасные оскорбления. Будь она рядом, он притянул бы ее за плечи и долго не отпускал, крепко обняв. Он почувствовал угрызения совести и благодарность к жене за то, что она позвонила ему уже после того, как сама проглотила эту горькую пилюлю, переварила ее, привела в порядок мысли, что-то уяснила для себя. Он раскаивался, но также вынужден был признать, что они отдаляются друг от друга.

Он дошел до конца стадиона. Над морем кружили чайки, в поисках добычи спускаясь все ниже и ниже, а затем садились на водную гладь.

— Да, я знаю, что они отморозки. И что ты пытаешься добиться справедливости. И что дети эти — бедные и несчастные. И все-таки не надо. Не делай этого. Прошу тебя, милый! Оставь все это и возвращайся. Просто приезжай домой.