Рут открыла глаза. Рядом с ней сидела молодая женщина с вьющимися рыжими волосами, на бледном лице – гримаса отвращения.
– Рут Фернивал, не так ли? Мы виделись один раз, на показе. Тогда вы были полностью одетая и намного худее.
– Да, – без надобности сказала Рут.
– Знаменитая сцена соблазнения Сэма Тернера. – Женщина поджала губы и приподняла брови. – “Я тебя накормлю, а потом и оттрахаю”.
Она изумленно открыла рот, повернулась, чтобы посмотреть на Сэма, но он не встретился с ней взглядом.
– Вы не первая, и я сомневаюсь, что последняя. – Матильда вздохнула и встала. – Но, эй, во всем есть плюсы – мне не нужно какое-то время ходить за продуктами. – Она посмотрела на Сэма. – На пару слов. Внизу.
Они исчезли.
В комнате было холодно и омерзительно тихо. Рут молилась, чтобы она умерла сейчас, и поскорее. Она пошла в ванную и умылась, затем оделась. В гостиной внизу кричали Сэм и Матильда, она слышала каждое слово.
– Что, черт возьми, ты вообще здесь делаешь?! Ты не говорила, что вернешься!
– Я хотела сделать тебе сюрприз! Я по глупости подумала, что тебе будет приятно меня видеть! Вместо этого я возвращаюсь разбитой после двадцати двух часов полета и нахожу тебя в моей постели с беременной старухой!
– Потише.
– Да она уже поди такая старая, что не слышит. Когда ты сказал, что она вынашивает ребенка для своей дочери и ты хочешь с ней как-нибудь поработать, я и представить себе не могла, что в описание должности включен гериатрический секс. Вот какая я наивная! Ты опять! Снова! Что с тобой не так, Сэм?!
– Я думал, что между нами все кончено.
– Теперь-то уж точно!
– Послушай, ты устала и слишком остро реагируешь, мы уже через это проходили…
– Иди наверх сейчас же и скажи ей, чтобы она оделась и вышла. Потом поменяй простыни. Уходи с ней, если хочешь, мне плевать. Мне нужно поспать.
Рут прокралась вниз, открыла дверь и вышла.
Обследование на двадцать четвертой неделе. Рут сидела над пластиковой баночкой в женском туалете клиники и занималась, как говорили акушерки, “сбором мочи на анализ”, когда у нее зазвонил телефон. Она притянула к себе сумку по полу и посмотрела на экран: Сэм.
Мочеиспускание прекратилось, и сердце заколотилось сильнее. Она заставила себя прочитать сообщение:
прости, что пропал
матильда хочет, чтобы мы еще раз попробовали завести ребенка!
чувствую, что я в долгу перед ней
удачи тебе и флипперу
Противный текст без заглавных букв. Неужели они смеялись над ней, и Матильда продиктовала ему это сообщение? Хотелось сжечь телефон, все сжечь, а самой успокоиться.
Рут закончила мочиться, потянулась к тазу и поднялась, но колени заболели, и она на секунду потеряла равновесие. Левая нога споткнулась о баночку и опрокинула ее; три четверти литра теплой мочи вылилось на кафельный пол, залило туфли, штаны и кожаную сумочку. Она бросила на пол бумажные полотенца, чтобы убрать беспорядок, и ополоснула сумку под струей холодной воды. Рут посмотрелась в зеркало, и собственное лицо с близкого расстояния показалось ей незнакомым: опухшее, покрытое пятнами и постепенно опадающее. “Беременная старуха”.
Лорен ждала ее в коридоре и заметно волновалась.
– Крови нет?
Рут покачала головой.
– Нет, малыш в порядке, не волнуйся.
– Тебя давно вызвали, и я сказала, что ты скоро выйдешь, поэтому пойдем сразу в кабинет. Длинная очередь?
– Я умудрилась вылить на себя всю мочу, пришлось убрать. Перед следующим сбором анализа надо подождать. Я выпила много воды, но нужно время. – Она начала плакать и отвернулась от Лорен. – Извини, дорогая, у меня плохой день.
Лорен обняла мать.
– Ты плохо себя чувствуешь? – спросила она с заботой и тревогой.
Рут отстранилась, упорно вытирая глаза.
– Все хорошо, я в порядке. Но скажи честно, я пахну мочой?
На несколько недель Рут залегла на дно. Она каждый день ходила в офис и обратно, но избегала театров, кинотеатров и ресторанов, потому что была убеждена, что станет героиней шуток про беременных бабушек по всему Лондону. Потом птичка принесла на хвосте, что Сэм и Матильда официально снова вместе, и она поняла, что они не собираются сплетничать: если история станет достоянием общественности, им есть что терять, как и ей. Каждый раз, когда она думала о полном провале, в ушах звенела фраза из “Дублинцев”, заученная наизусть в школе: “Я увидел себя, существо, влекомое тщеславием и посрамленное, и глаза мне обожгло обидой и гневом”[1]
. В шестнадцать лет ее смысл ускользнул от нее; а теперь, казалось, эти слова подчеркивали позорную бессмысленность ее попытки отбросить свой возраст. Она выставила себя дурой и предала доверие Лорен, потому что забыла о ребенке и не сосредоточилась на его благополучии. Ей нужно было помириться с ними обоими.