Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века

Она рассказала мне о том, как во время блокады сидевшая рядом с ней в убежище югославка попросила у нее автограф. Все это происходило под звуки разрывов падавших вокруг них бомб. Зонтаг была рада встретить интеллигентную женщину («Терри, ну конечно, она, как и все остальные европейцы, читала «Любовницу вулкана», и книга ей чрезвычайно понравилась»). Она говорила, что под обстрелом оставалась совершенно спокойной. Потом резко остановилась и с мрачным выражением лица спросила, приходилось ли мне передвигаться перебежками, избегая снайперского огня. Я ответила, что, к счастью, не приходилось. И тут она, согнувшись, бросилась от двери одного бутика к другой, белые кеды так и мелькали, прямо вдоль по улице от магазина Restoration Hardware и Baskin Robbins. Несколько местных жителей с удивленным видом наблюдали, как она, наклонив голову, бежала зигзагами, показывая на воображаемых снайперов на крышах домов и дикими жестами призывая меня следовать за ней, уклоняясь от пуль».

Впрочем, ее поведение зачастую выходило за рамки непреднамеренной комедии. На вечеринке в Нью-Йорке она вела себя так, что заставило Салмана Рушди писать о том, что в ее поведении что-то не ладно:

«На самом деле существуют две Сьюзен: плохая и хорошая. Хорошая Сьюзен – прекрасная, веселая и преданная, а Плохая Сьюзен может быть грубияном и монстром. Какой-то рядовой сотрудник агентства Вили сказал что-то про конфликт в Боснии, что Зонтаг не понравилось, и она спустила на него Плохую Сьюзен. Казалось, бедного сотрудника съедят живьем»[1446].

Ричард Бертон наблюдал, как поведение, ранее распространявшееся на Энни, стало проявляться во всех контактах Зонтаг с окружающими. Нападки на окружающих объяснялись «комплексом жертвы». Бертон говорил: «Ее терпение закончилось, и это было как-то связано с Сараево. Все, что бы то ни было, вызывало у нее плохое настроение. Я думал: «Ой, Сьюзен, не надо. Но она тем не менее делала то, что не следовало бы»[1447].

Она начала говорить о себе почти как о коронованной особе:

«Что бы я ни делала, какую бы профессию ни выбрала, я знаю, что буду действовать в духе бескорыстия. Если бы стала врачом, я бы стала работать в большой больнице, не стала бы открывать частную практику, чтобы сидеть в офисе, выслушивать глупые проблемы людей и зарабатывать много денег. Нет, я бы стала работать в большой больнице, обслуживающей бедных…»[1448].

«После Сараево произошло что-то, от чего она начала воспринимать себя как почти героическую, идущую на жертвоприношение фигуру. Я даже слышал, как она по телефону сравнивала себя с Жанной Д’Арк»[1449].

Начался золотой период «истории Сьюзен», во время которого главная героиня совершенно не замечала того, какое впечатление производит на окружающих.

Женщина, мнившая себя Жанной Д’Арк, была той же самой, которая в ресторане Petrossian на 58-й улице смела столько черной икры, что, по рассказам Ларри МакМурти, «уничтожила вид осетровых». МакМурти разбогател на написании сценариев для кино и ряде бестселлеров и жил припеваючи. Однажды его рейс из Вашингтона задержался, и когда он добрался до ресторана, то метрдотель сообщил ему, что мисс Зонтаг ушла, оставив ему головокружительный счет за ужин с огромным количеством черной икры[1450].