Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века

В начале 2002-го Энни уехала из Лондон-Террас. Она приобрела два стоящих рядом дома в Вест-Виллидж и начала там ремонт. В мае Сьюзен писала Луисе Валенсуэла: «Я до конца не понимаю причин, но в новой жизни Энни мне нет места. Видимо, предполагается, что я иногда могу навещать ее, но при этом вокруг будет много людей».

ЧУВСТВУЕТСЯ, ЧТО СЬЮЗЕН РАССТРОЕНА И ПЫТАЕТСЯ ПРИВЛЕЧЬ К СЕБЕ ВНИМАНИЕ ЭННИ. ТЕМ НЕ МЕНЕЕ ЗОНТАГ ВЕДЕТ СЕБЯ КАК СТОИК: «Я ПОВТОРЯЮ СЕБЕ, ЧТО НЕ ХОЧУ БЫТЬ БЛИЗКА К ДОВОЛЬНО БРУТАЛЬНОМУ И ИМПЕРСКОМУ ЧЕЛОВЕКУ, В КОТОРОГО ОНА ПРЕВРАТИЛАСЬ»[1617].

В 1962 году Зонтаг писала: «Культ любви на Западе имеет оттенок культа страдания – страдания как высшей степени серьезности (парадигма Креста)»[1618]. Так она понимала любовь, которая для нее была связана со страданием. «У меня чистый ад», – писала она подруге.

«Я всегда надеюсь, всегда доверчива или просто мазохист, начинаю телефонный разговор и в течение минуты слышу вульгарные, подлые, очень глупые обвинения-крики, после чего она вешает трубку. Было бы смешно, если бы не было так больно. Короче, меня уволили, хотя Энни думает иначе. «Единственные отношения, которые она понимает, – это отношения с родственниками и нанятыми ею сотрудникам)»[1619].

В следующий месяц Сьюзен писала Питеру Перрон о Джейн – «адской няне», англичанке, с которой, как ошибочно предполагала Зонтаг, Энни крутит роман.

«Ну а что касается Энни, то она исчезла… психологически, по-человечески, как угодно. Она только и мечтает о том, как заполучить назад Джейн… Это лето Джейн проводит с семьей Ниархос на их собственном острове в Греции, Энни никогда не слышала о семье Ниархос, и вернется в сентябре. Переезд запланирован на ноябрь. Что потом? Джейн будет заботиться об Энни, сделает так, что та почувствует себя в безопасности».

Тем не менее Энни позволила себе следующий жест: «Она сказала, что в доме будет отведен мне этаж, если я захочу в него переехать»[1620].

Энни всегда тратила не считая. Некоторые из ее сотрудников предполагали, что ее отношение к деньгам являлось своеобразным отрицанием реальности. Вот что говорил ассистент Кристиан Виткин о том, что происходило на съемочной площадке: «Она далеко не всегда понимала, что происходит. Выдвигала смешные требования. Допустим, когда мы стояли по колено в волнах Атлантического океана, требовала, чтобы мы вытащили в воду свет. Но мы не собирались рисковать своими жизнями. Иногда ей не хватало здравого смысла»[1621].

Впрочем, такое отношение было полезным. Точно так же как и Сьюзен, Энни игнорировала правила, которые могли ее ограничивать. «Это была страшная женщина, – говорил Виткин. – Она могла выставить идиотом кого угодно. Она понятия не имела, как выставлять свет, но психологически была очень умной. Подло умной». Точно так же как и Сьюзен, Энни могла удивлять своей щедростью. На открытии выставки «она совершенно неожиданно могла превратиться в самую милую особу на целом свете. Или во время рождественского ужина с сотрудниками раздавала направо и налево Rolex и подарки, все ее обожали. Словно ее переключали на другую программу».

ЭННИ УМЕЛА ПРОИЗВЕСТИ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, И ЕСЛИ ОСОБО НЕ ЗАДУМЫВАЛАСЬ О СВОИХ ДЕНЬГАХ, ТО УЖ О ЧУЖИХ И ПОДАВНО.

Ассистент Сьюзен Оливер Странд говорил, что после рождения Сары Энни надо было лететь на съемки в Европу, и она летела на Concorde, после чего няня с дочерью возвращались также на Concorde. «Естественно, с переменой даты вылета и доплатой».

«Только детский билет стоил как минимум 10 000 долларов. По максимуму 35 000–40 000 долларов. И подобное повторялось несколько раз в год»[1622].