Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века

Эти последние слова в книге кажутся вполне логичными. Однако стоит перечитать их несколько раз, чтобы окончательно понять смысл. Если без личного опыта ничего невозможно понять или представить, то зачем вообще пытаться изображать и передавать пережитое? Значит, те, кто хочет что-то зафиксировать и засвидетельствовать, мучают себя без нужды? Этот параграф схож по смыслу с восприятием брака в романе «В Америке» – «спросить человека, потребовать от него увидеть то, что увидел ты сам. В точности то, что ты видел». Это напоминает ее требования к Энни: «Ты не должна была стоять чуть левее или правее. Ты должна была стоять именно там, где стояла я».

Это представление является полной противоположностью представления о метафоре, которые появляются в романах Достоевского или гравюрах Гойи. Если бы эти художники исходили из принципов Зонтаг, то их работы никогда бы не появились на свет. Если существует непереходимая пропасть между человеком в Сараево и тем, кто читает о Сараево, то какой смысл вообще писать про Сараево? Смысл художественного изображения не в том, чтобы полностью приравнять опыт читателя и опыт художника. Смысл художественного изображения в том, чтобы дать возможность читателю или зрителю понять точку зрения и опыт другого человека. Мы в состоянии представить и в состоянии понять.

Если утверждать обратное, то получается, что чернокожий никогда не сможет понять белого или женщину, китайца или боснийца. Получается, что никто не в состоянии никого понять. Не обязательно становиться другим человеком, иметь абсолютно одинаковый опыт, чтобы представить себе жизнь другого человека. Именно поэтому основа метафоры – это эмпатия. Искусство и метафора не делают одинаковым опыт разных людей. Они помогают другим людям понять этот опыт.

На протяжении 2003 года Сьюзен получала награды. В апреле она побывала на книжной ярмарке в Боготе. «Несколько человек, включая (ее агента) Эндрю Вили, говорили ей, что это не самая лучшая идея», – рассказывал ее ассистент Оливер Странд. В Колумбии было опасно. «Думаю, что нам стоит поехать», – сказала она и прихватила с собой своего испанского редактора Хуана Круза.

Однако вскоре после приезда Странд, который родился в Чили, понял, что возникло небольшое непонимание. Сьюзен подумала, что испанское слово «conferencia» не предполагает ее выступления. Она думала, что у нее будут брать интервью. «Я понял это где-то в середине пресс-конференции и тут же сказал ей об этом. Время было 10 вечера». Странд знал, как серьезно Зонтаг относится к тому, что пишет или говорит, и подозревал, что она расстроится, но этого не произошло. На следующее утро она сказала Странду: «Я собираюсь выступить с критикой Гарсия Маркеса за то, что он поддерживает Кастро в вопросе преследования интеллектуалов»[1641].

Зонтаг задумала серьезную провокацию. Маркес был лауреатом Нобелевской премии, любимым писателем Колумбии и одним из самых известных писателей на Земле. Кроме прочего, Маркес поддерживал Кастро. В 60-х многие латиноамериканские писатели поддерживали Кастро и кубинскую революцию, но полвека спустя благодаря политическим репрессиям на Кубе и бедности населения этой страны среди интеллектуалов у Кастро осталось мало друзей. Поэтому поддержка Маркеса была очень важна для кубинского режима.

В марте, непосредственно перед колумбийской поездкой Зонтаг, на Кубе прошел очередной показательный судебный процесс, в результате которого 78 диссидентов приговорили к судебным срокам от 12 до 24 лет за преступления типа «наличие кассетного магнитофона Sony». Вскоре после этого трех диссидентов казнили за то, что они пытались уплыть с Кубы на небольшой лодке[1642]. Эти действия режима критиковали во всем мире. В своем выступлении в Боготе, которое слушали 1000 человек (еще 300 стояло на улице), Зонтаг сказала:

«Я знаю, что Габриэля Гарсию Маркеса уважают и его книги пользуются большой популярностью. Он – величайший писатель этой страны, и я его уважаю, но считаю совершенно непростительным то, что он не осудил недавние действия кубинского режима»[1643].

Публика не обиделась на нее за это высказывание, а устроила ей овацию. Гарсия Маркес ответил на эти обвинения. «Я не могу сосчитать количество диссидентов, заключенных и заговорщиков, которым я, совершенно этого не афишируя, помог за последние 20 лет», – говорил он в интервью газете El Tiempo. Зонтаг отвечала: «И этот режим стоит того, чтобы его поддерживали? У вас есть режим, позволяющий принять иммигрантов?»[1644]

После книжной ярмарки Зонтаг, Круз и Странд поехали в колумбийский город Картахена. Выступление на ярмарке встряхнуло Зонтаг, и в этом спокойном городе у океана она продолжала жить в жестком трудовом графике, «плавая, плавая и плавая до забытья в бассейне отеля», по словам Круза. Несмотря на жару, ей не сиделось на месте, она ходила смотреть культурные ценности, слушать музыку, «потела в человеческом марафоне».