Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века

«Содержащиеся во внеправовой американской карательной империи называются «задержанными». Использование нового старого слова «заключенные» могло бы навести на мысль о том, что у этих людей есть права по международному и внутригосударственному законодательству цивилизованных стран. Бесконечная «война с терроризмом», часть которой является обоснованной, вторжение в Афганистан и иракская прихоть Пентагона, выиграть в которой совершенно невозможно, неизбежно ведет к демонизации и дегуманизации людей, которых администрация Буша объявляет возможными террористами. Решение о том, кто террорист, а кто – нет, не обсуждается и чаще всего принимается негласно».

Все это имело прямое отношение к оружию хищника – фотокамере. Фотографии в тюрьме Абу-Грейб делали американцы, не видевшие ничего плохого в том, что пытают и документируют пытки узников. Более того – пытка становилась новым поводом сделать снимок.

«Идея Энди Уорхола о том, что надо снимать реальные события в реальном времени (в жизни нет редактуры, так почему должна быть в записи?)… А вот и я – просыпаюсь, зеваю, потягиваюсь, чищу зубы, готовлю завтрак, отвожу детей в школу».

Перед объективом камеры все события равны. «Разница между фотографией и реальностью – как между одноразовым действием и долгосрочной политикой – может быстро исчезнуть». Как предсказывал Уорхол, возник знак равенства между человеком и его изображением. «Фотографии – это мы», – писала она.

Может, мы придаем слишком много значения этому различию? Но если не придавать, то исчезнет «экология изображения» и будет невозможно контролировать распространение изображений. Личность объекта и изображение должны будут превратиться в оружие. Потому что изображения сохраняют силу, которую утеряли слова, изображения придется сравнивать с другими изображениями, что художники после Гойи и пытались делать.

«Изображения не исчезнут. Это заложено в природе цифрового мира, в котором мы живем… До них были только слова, которые в наш век бесконечного цифрового копирования и распространения легче скрыть и забыть»[1663].

Спустя два дня после выхода эссе, 25 мая, в возрасте 87 лет скончался Роджер Штраус – самый «долгоиграющий», максимально приближенный к образу отца друг Сьюзен. Они были знакомы 42 года. «Никогда не думала, что умру с Роджером в один год»[1664], – призналась Сьюзен Карле Иофф.

В ЭССЕ «БОЛЕЗНЬ КАК МЕТАФОРА» ОНА ВЫСТУПИЛА ПРОТИВ ТОГО, ЧТОБЫ ПАЦИЕНТОВ И БОЛЬНЫХ ОБМАНЫВАЛИ.

«Вранье больным раком и самих больных – это показатель того, как в развитых индустриальных обществах сложно примириться со смертью. Тем не менее современное отрицание смерти не объясняет масштаб этого вранья»[1665], – писала она. Однако ее собственный опыт подсказывал другое объяснение – тот, кто мучился, хотел и настаивал на том, чтобы ей или ему врали. Однако вранье не давало ей возможности понять и примириться с происходящим. Шэрон ДеЛано видела, что Зонтаг временами была гораздо более оптимистичной, чем следовало, потому что доктора зачастую делали ей неоправданно радужные прогнозы. «У нее не было возможности примириться с мыслью о смерти». ДеЛано считала, что Зонтаг вела бы себя по-другому, если бы ей более реалистично объяснили ситуацию, что пытался сделать первый врач, поставивший диагноз. Но Зонтаг больше не виделась с тем доктором, а выбрала болезненное лечение, дававшее минимальные шансы на выздоровление. О последних месяцах ее жизни ДеЛано писала: «Пытка – это далеко не самое выразительное слово»[1666].

30 лет до этого, готовясь к своей первой операции по борьбе с раком, Зонтаг писала: