Сущность христианства

Всякая, основанная на обособлении любовь противоречит, как сказано, сущности любви, которая не терпит никаких ограничений и преодолевает всякую обособленность. Мы должны любить человека ради человека. Человек является предметом любви, потому что он есть самоцель, разумное и способное к любви существо. Это есть закон рода, закон разума. Любовь должна быть непосредственной любовью, и только непосредственная любовь есть любовь. Но если я между другим и мною, осуществляющим род в своей любви, ставлю представление личности, в которой уже осуществлен род, то этим я уничтожаю сущность любви и нарушаю единство представлением третьего существа, находящегося вне нас; ибо это другое существо является объектом моей любви не ради себя, т. е. не ради своей сущности, а потому только, что имеет сходство или нечто общее с этим прообразом. Здесь снова выступают на первый план все противоречия, какие мы находим в личности Бога, где понятие личности устанавливается в сознании и чувстве само по себе, вне того качества, которое обращает ее в личность, достойную любви и почитания. Любовь есть субъективное существование рода, подобно тому как разум является его объективным существованием. В любви, в разуме исчезает потребность иметь посредника. Сам Христос есть не что иное, как только символ, под которым народному сознанию представлялось единство рода. Христос любил людей: он хотел всех их осчастливить и объединить без различия пола, возраста, состояния и национальности. Христос есть любовь человечества к самому себе, как образ — согласно развитой природе религии, или как лицо, притом лицо, понимаемое, как религиозный объект, и имеющее лишь значение образа, лицо только идеальное. Поэтому лозунгом его учеников служит любовь. Но любовь, как сказано, есть не что иное, как проявление, осуществление единства рода в настроении. Род не есть только мысль; он существует в чувстве, в настроении, в энергии любви. Род возбуждает во мне любовь. Исполненное любви сердце есть сердце рода. Итак, Христос есть сознание любви, сознание рода. Все мы должны быть едины во Христе. Христос есть сознание нашего единства. Кто, таким образом, любит человека ради человека, кто возвышается до любви рода, до всеобщей, соответствующей сущности рода любви[198], тот есть христианин, даже сам Христос. Он делает, что делал Христос, что делало Христа Христом. Следовательно, где сознание рода возникает, как род, там уже нет Христа, но остается его истинная сущность; ибо он был лишь заместителем, образом сознания рода.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ Заключение

Указанное нами противоречие между верою и любовью вынуждает нас практически наглядно возвыситься над христианством и над специфической сущностью религии вообще. Мы доказали, что содержание и предмет религии совершенно человеческие, доказали, что тайна теологии есть антропология, а тайна божественной сущности есть сущность человеческая. Но религия не сознает человечности своего содержания; она даже противополагает себя началу человеческому, или, по крайней мере, она не сознается, что ее содержание человечно. Поэтому необходимый поворотный пункт истории сводится к открытому признанию, что сознание Бога есть не что иное, как сознание рода, что человек может и должен возвыситься над пределами своей индивидуальности или личности, но не над законами и существенными определениями своего рода, что человек может мыслить, представлять, чувствовать и любить, как абсолютное, божественное существо, — только человеческое существо[199].