Сущность христианства

Где мораль утверждается на богословии, а право на Божиих постановлениях, там можно оправдать и обосновать самые безнравственные, несправедливые и позорные вещи. Я могу обосновать мораль на богословии лишь в том случае, если я уже определяю божественную сущность с помощью морали. В противном случае у меня не будет никакого критерия нравственного и безнравственного, а будет лишь безнравственное, чисто произвольное основание, откуда я могу вывести все возможное. Таким образом, если я хочу обосновать мораль на Боге, я должен ее уже предположить в Боге, т. е. я могу основать мораль и право, короче, все существенные отношения лишь на них самих, и я их основываю правильно, согласно истине, лишь тогда, если основываю их на них самих. Полагать что-либо в Боге или выводить из Бога — значит уклоняться от испытующего разума и. не отдавая себе отчета, устанавливать что-либо, как нечто несомненное, неприкосновенное и священное. Поэтому, если и не прямо злая, коварная цель, то во всяком случае самоослепление лежит в основе всех определений морали и права с помощью богословия. Если смотреть на право серьезно, то ему не нужно никакого поощрения или помощи свыше. Нам не нужно, христианского государственного права: мы нуждаемся лишь в разумном, справедливом, человеческом государственном праве. Все справедливое, истинное и доброе везде имеет в себе самом, в своем качестве основание своей святости. Там, где относятся к морали серьезно, там она уже сама по себе почитается божественной силой. Если мораль не обоснована на себе самой, тогда не существует внутренней необходимости для морали, и она отдается на безграничный произвол религии.

Таким образом в вопросе об отношении самосознающего разума к религии речь идет только об уничтожении одной иллюзии — иллюзии не безразличной, но, напротив, действующей очень вредно на человечество и отнимающей у человека не только силу действительной жизни, но и понимание истины и добродетели; ибо даже любовь, как самое искреннее, внутреннее настроение, становится благодаря религиозности лишь мнимой, иллюзорной любовью, ибо религиозная любовь любит человека только ради Бога, т. е. она лишь призрачно любит человека, а на самом деле любит только Бога.

Если мы, как сказано, изменим в обратном порядке религиозные отношения, и то, что религия считает средством, будем постоянно рассматривать, как цель, и то, в чем она видит лишь нечто подчиненное, побочное и обусловленное, возвысим до значения причины, тогда мы разрушим иллюзию и осветим вопрос непомраченным светом истины. Таинства крещения и причащения, эти существенные, характерные символы христианской религии, помогут нам утвердить эту истину и сделать ее очевидной.