Суть Руми

А ты не навестил!"*, то тон подобный

Был наглым! Звук молитв не произволен!

Алмаз молитвы - камень чистопробный!

Слова в ней лишь пристойные! Фатима** –

Достойное для женщины прозванье,

Но коль Фатимой назовёшь мужчину,

То он в законное придёт негодованье!

Словами, что болтаем мы про тело,

И трепемся о смерти и рожденье,

На берегу реки времён, незрело,

Как дети, пребывая в заблужденье,

Реки времён не описать Истока!

Нет слов таких - поверь словам Пророка!"

Пастух раскаялся, порвал одежды,

Рыдая, голову посыпал пеплом,

Встал и побрёл, кляня себя "невеждой",

Куда глаза глядят - в пустыни пекло.

* * *

Но вдруг видение явилось Моисею

И грозно прогремел над ним глас Божий:

- "Меня ты разлучил с роднёй Моею!

Почто? Пророк ты, или мытарь меднорожий?

Для единенья, не для разделенья

Тебя послал Я в мир! Ты знать обязан,

Что дал Я каждому свой путь моленья,

Любви, познанья, и ничем не связан

Мой сын в свободе самовыраженья.

Что кажется неверным грамотею,

У пастухов не вызовет сомненья.

Яд этим – мёд другим. Оставь затею

Вводить уставы для богослуженья.

Ни чистота, ни грязь, ни труд, ни леность

Тут не важны! Мне чуждо говоренье.

Ценю покорность Я и откровенность.

Моления оценивать не надо.

Одни из них не выше, чем другие.

Не так радеют персы, как номады,

А пастухи - не так, как городские.

Молитва для молящегося - благо.

Ведь славят не Меня, себя в моленье.

Я слов не слушаю, ни перья, ни бумага

Мне не нужны – Я жажду лишь горенья!

Язык неважен, плюнь на краснобайство.

Горенья жажду! Жажду всесожженья!

Люби огонь! Жги глупое всезнайство

И ложь о формах Правды выраженья.

Знай, Моисей, тот сорт людей, что занят

Лишь соблюдением пустых приличий

И болтовней, Меня к себе не манит.

Мне лишь горящие небезразличны!

Ты помешал влюблённого моленью.

Ты обложил налогом пепелище!

Пастух влюблённый Мне принёс горенье,

И сам сгорел! Как ты жесток был с нищим!

Ты уравнял огонь молитв влюблённых

С золой витиеватых краснобаев!

Все "ляпы" у любовью поражённых

У них во ртах пылающих сгорают!

Когда ты молишься внутри Каабы,

Куда бы ни склонился - безразлично.

Детей рожают там, где схватит, бабы,

При этом забывая про приличья.

В религию любви не суй доктрину!

В ней - только Я, и ей не нужен кодекс.

Зачем гравёр горящему рубину?

Нет правил там, где есть любовь и совесть!"

* * *

Тут Бог открыл такое Моисею,

Что не возьмусь описывать словами.

Чтобы впитать всю мудрость, со своею

Он жизнью расставался временами.

Покинув тело, уходил в пространство.

Назад вернулся, но покинул время,

И вечности коснувшись постоянства,

Вернулся к нам - нести Пророка бремя.

Но мне самонадеянно и глупо

Даже пытаться вам писать об этом.

Ведь стоит мне попробовать лишь скупо

Намёки сделать, как зловещим бредом

Весь изойдёт простой людской рассудок

И вырвет с корнем здравое мышленье.

Но я не разделяю предрассудок,

Что можно описать Богоявленье.

* * *

Очнувшись после жёсткого урока,

За пастухом Пророк пошёл в пустыню.

Запутанной была его дорога,

Блуждал пастух, предавшийся унынью.

Следы вели то шахматной ладьёю,

То шахматным слоном метались косо,

То вверх вздымалися морской волною,