Сувенир

— Так надо было потереть ему морду кулаком, — возмутился папа.

— Дима, Дима, ну чему ты его учишь? Валечка, а ты уверен, что он хотел тебя обидеть? Может, он просто шутил?

— Ну конечно, шутил! Все время на меня смотрел и тер, тер. Так, что сам красный стал, как помидор. И Милка мне сказала: «Это он над твоим огромным шнобелем смеется!» Вот увидишь, завтра меня все в школе будут Шнобелем называть!

— Ну и дела, — озадаченный папа развел руками. — Нет, тут только морду чистить.

— Вот еще! Ни в коем случае! — твердо заявила мама. В ее голову явно пришло готовое решение. — Знаешь, что тебе нужно сделать? Отплатить ему той же монетой.

— Ага, как это? У него знаешь, какой нос маленький? Вот такусенький.

Валик двумя пальцами обозначил физиогномические особенности недруга.

— Но ведь у него тоже есть что-нибудь такое некрасивое, уродливое? Наверняка, есть.

Валик задумался.

— Например, волосы плохие, — предложила мама.

— Тогда можно Лысым прозвать, — поддержал папа.

— Нет, волосы хорошие, — рассудил Валентин.

— Не очкарик? — на всякий случай, поинтересовался папа.

— Не-а.

— Может, коротышка? Недоросток?

— Гном?

— Нет. Он высокий.

— Тогда Шпала. Или Шваброид.

— Знаю! — вскричал, наконец, Валик с торжеством. — Он все время шмыгает. Вот так.

Он возбужденно вскочил со стула и живописно изобразил повадки врага.

— Ну вот, — обрадовалась мама. — Решено. Пусть будет Шмыгало.

— Нет, лучше просто — Сопля, — решил папа.

Валентин заговорщически поглядел на родителей и радостно захихикал. Все положили себе по второму куску торта и с аппетитом принялись за еду.

— Мама! Мама! Я хочу назад в «Б» класс! — злобно закричал Рома с порога.

— Чего это? — удивилась встревоженная мама.

— У меня аллергия, а они смеются надо мной. Один мальчик весь день в нос себя тыкал и на меня смотрел.

— Так-так, раздевайся, мой руки и за столом поговорим. Хорошо, что папа сегодня дома обедает.

День эмансипации

Сегодня — первое августа. Сегодня исполнился ровно год с тех пор, как Василина устроилась работать продавцом в ларек молочных продуктов на центральном пустошевском рынке.

— Сегодня! — думает Василина, машинально обслуживая разноцветные животы, то и дело подплывающие к крошечному прямоугольному окошку ларька. — Скажу все, что о нем думаю, и уволюсь!

Реализовывать продукцию молокозавода «Белый рай» Василина пошла тогда, когда окончательно потеряла надежду реализовать собственные мечты — стать ландшафт-дизайнером и благополучно выйти замуж.

Перед «бойницей» появился выпуклый красный живот, перетянутый тонким ярко-желтым ремешком.

— Сметана свежая? — громко спросил живот.

— Свежая, — глухо отозвалась Василина и протянула в окошко холодный скользкий пакет.

— Точно? — настаивало опоясанное брюшко.

— Точно.

«Не первой свежести». Эта фраза украшала переписку Славика Ивашина с приятелем. Если бы не другие фрагменты корреспонденции возлюбленного, а именно — «зануда», «необъятный кузов» и «шурпу готовит лучше узбеков» — Василина и не поняла бы, что речь идет о ней. На страницу Ивашина в социальной сети она отправилась по его личной просьбе.

— Зайка, быстрей, быстрей! — возбужденно командовал Славик в телефонную трубку. — Зайди в мою переписку с Геной и продиктуй номер его шефа. Там в последнем письме. Шевелись, а то потеряю заказ! Что? Пароль? Пароль — Ивашин четыре ноля.

Будучи ли обладателем короткой памяти, или просто заработавшись, Славик забыл, что Гена среди его собеседников был не один. И по закону «нужного автобуса», который приходит первым только тогда, когда он не нужен, также известному как «закон бутерброда», Василина выбрала совсем не того Гену.

— Дайте, пожалуйста, однопроцентный кефир, — вежливо попросила тонкая талия в белом прозрачном платье. Сквозь газовую ткань на Василину с упреком глядел темный пупок. Какую часть зарплаты она тратит на глазированные сырки с ванилином, жирность двадцать три процента? Не меньше четверти, пожалуй. В эту сумму входят также сырки со сгущенкой, черникой, карамелью и красной смородиной. А ведь пупок еще ничего не знает о пирожках с подслащенной капустой, которые жарят на рыночной площади.

Ну и пусть! Все равно у нее теперь одна дорога — вернуться к маме в деревню. От Ивашина она съезжает, это решено. На зарплату реализатора в Пустошеве не снимешь и собачью будку. Хотя, в конуру, может, кто и пустит, но питаться придется одними костями. А Василина любит поесть. Можно сказать, другой радости в ее жизни и нет. Без сладких сырков и баранины она никак не проживет. Однопроцентного кефира хватит разве что на питание одного процента Василины. Пальцев ноги, например, или коленки. Остальные девяносто девять тоже хотят жить. Любить. На отдых ездить.

— Опять молоко подорожало, что ли? — проскрипело в окошко пивное пузцо.

— Подорожало.

— С ума сошли! Геноцид! — возмутилось пузцо и приказало. — Дайте три литровых в бутылке.

Василина отерла холодные слезы, ползущие по белым пластиковым бокам, и по очереди передала бутылки в руки покупателя.

— Безобразие! Что дальше-то будет? — не унимался тот. — Так дорого!