Я отлично понимаю тебя, сестрица гроза! Я тоже люблю его, этот парк. Но не ревную. Чтобы биться, юному сердцу одинаково нужно мудрое, косматящееся облаками небо, настырное, горячее солнце, нужна ты, крикуха и плакса, и нужна я, стоящая тихо под деревом, на котором повис дятел.
Я не могу разглядеть его как следует за ветвями, но по звуку догадываюсь, чем он занят: играет в какую-то азартную игру — роняет тяжелый шарик на деревянную поверхность. Вначале шарик скачет различимой дробью, потом прыжки его становятся ниже и быстрее и он замирает. Интересно, сколько раз должен дятел уронить шарик, чтобы отыграть у дерева свой букашечный завтрак?
— Да это же дятел! — бухает вдруг рядом.
Оборачиваюсь. Дородный мужчина, пожилой, в видавшем живописные виды джинсовом костюме, стоит позади, с пакетиком.
— Там же дятел! — повторяет снова, как голос в рекламе лекарства от простуды.
— Дятел, — соглашаюсь я, чтобы реклама прекратилась. И опять прислушиваюсь к пляске шарика на скрытом в листве столе.
Джинсовый мужчина несколько секунд пыхтит и пошмыгивает носом. Потом начинает шуршать пакетик, и на свет божий появляется барсетка. Скрипит молния, и из барсетки рождается черный кожаный футляр. Опять скрипит молния, и из футляра выдавливается мобильный телефон. Я вспоминаю о той самой игле, которая была в утином яйце. Где же ты, Иван-царевич?! Переломи этот мобильный телефон, чтобы джинсовый Кащей ушел на работу!
Мужчина тем временем обходит меня, подлезает под самый ствол и начинает целиться камерой в дятла.
— Вот, вот, вот так, — приговаривает он, шурша повиснувшим на локте пакетиком. — Давай, давай.
«Дай ему своим тяжелым шариком по лбу», — обращаюсь я мысленно к дятлу. Тогда на лбу образуется удобная выемка для GoPro. Пусть снимает всю свою джинсовую жизнь с утра до вечера.
— Да что же такое! Вот паскуда! Зависло, — жалуется мужчина стволу, мне и дятлу. — Вы умеете делать, чтобы отвисло?
— Нет, только наоборот, — хамлю я в ответ.
Джинсовый не понимает, что я сказала, и продолжает царапать экран телефона.
— Поганка мерзкая, не работает!
Начинает стучать. Тук-тук, тук-тук. Конечно же! После тыка всегда приходит тук. А завершается все тиком.
— Вы сейчас спугнете дятла! — не выдерживаю я. — На черта вам снимать? Гуляйте тогда лучше не в парке, а на YouTube. Там куча дятлов.
— Да? — удивленно спрашивает мужчина. — А где это?
— В Караганде, — буркаю я и устремляюсь прочь.
За спиной снова шуршит пакетик и слышится «тук» по сенсорному экрану, а мой юный, желанный парк отводит глаза. Он потерял ко мне интерес. И все из-за дятла.
Клад
Вадим сидел на диване и изумленно глядел на исписанный ровным круглым почерком листок бумаги в своих руках. Выражение его лица было таким, будто только что он открыл не обычный почтовый конверт с письмом от своей тети Риммы, а заглянул под капот «Жигуленка» и обнаружил там двенадцатицилиндровый двигатель «Феррари».
«Дорогой Вадик, — говорил листок. — Пишу это письмо с надеждой, что ты не сменил адрес и прочтешь мое важное послание.
После смерти твоего дядюшки Бори, упокой Господь его гнилую душу, я весь год собиралась приехать в Алушту сама, чтобы выполнить его последнюю волю. Но здоровье мое расшаталось, как зубы тети Инны от поедания казинаков, и теперь я не езжу дальше нашей районной поликлиники.
Писать о таком деле в письме, конечно же, опасно. Но звонить нынче очень дорого. Ты же знаешь, как тяжело живется твоей бедной тете Римме?
Так вот, слушай внимательно: когда черти уже волокли дядю Борю в преисподнюю, он подозвал меня и признался, что в свою бытность ювелиром в Алуште спрятал шкатулку с драгоценностями недалеко от нашей старой дачи. Ты знаешь, какие опасные были времена? Поэтому он собрал самое ценное, запаял в металлическую шкатулку и зарыл у старого дуба на пляже под тем утесом, с которого ты когда-то свалился.
В этой шкатулке, мой золотой Вадюша, целое состояние! И это состояние дядя Боря завещал тебе.
Если его история — не плод воображения старого маразматика, и шкатулка до сих пор лежит на глубине полутора метров, на расстоянии пяти шагов от дуба в сторону скалы, то ты, Вадюша, будешь самым завидным женихом для любой крымской крали.
Надеюсь, что тогда ты не забудешь и о бедной тете Римме.
Целую тебя крепко и с нетерпением жду вестей.
Твоя тетя Римма».
Перечитав письмо пять раз, Вадим, наконец, свернул его и спрятал в конверт. Тетя Римма была та еще шутница. Истории о ее проделках ходили в былые времена по всей Алуште.
Но что, если она не обманывает? До переезда дядя Боря, действительно, много лет работал ювелиром в Алуште. Он вполне мог скопить приличное состояние и спрятать его поглубже от расточительной жены и любопытных глаз. Должно быть, тете Римме совсем плохо, раз она решилась поделиться таким секретом!