Сувенир

— Как же ты мне надоел, лысый черт. Повыдергивать бы из твоей бородки все волосишки и связать их в кисточки для твоих шедевральных извержений. Обломать бы о твою голову пару десятков муштабелей, капризная твоя душонка.

Художник, высокий, худой и невероятно холеный француз средних лет, сидел в глубоком кресле и выпускал зловонный сигаретный дым струями, достойными видавшего виды отечественного грузовика. Обидные слова Маргариты Петровны он не понимал и внимание на нее не обращал вовсе. Впрочем, она могла поспорить, что этот человек не проявит негодования или малейшего удивления, даже если услышит подобное в свой адрес на родном языке.

В первый же день своего пребывания в городе француз надел вялую удрученную мину, хоть для недовольства собою и окружающими у него не было совершенно никаких видимых причин: каждый день в зал государственного музея современных искусств тянулись нескончаемые вереницы поклонников творчества прославленного мастера, экспозиция произвела настоящий фурор. Журналисты просили интервью, коллекционеры справлялись о ценах на самые приметные картины. Казалось бы, должен прыгать от счастья на своих длинных провансальских ножках, а не киснуть, будто в кровь ему впрыснули армию молочнокислых бактерий.

— А он у вас всегда такой? — спросила однажды Маргарита Петровна у кого-то из свиты художника.

— Нет-нет, такой быть не всегда, — ответил «верноподданный» с акцентом. — Он вошел в кризис, понимаете? Полгод ничего не писать.

— Ооо, какой ужас! — притворно посочувствовала Маргарита Петровна.

Понять страдания великого Джозу Миро она не могла. Ну в самом деле, как не стыдно мучить себя и других, когда щедроты сыплются на тебя с неба бесконечным золотым дождем. Джозу происходил из благополучной состоятельной семьи, был наделен исключительным талантом и фактически стал основоположником собственного направления в живописи. Ему едва перевалило за сорок, а тысячи молодых художников во всем мире уже подражают его стилю. Прекрати он писать вовсе — и тогда печалиться будет не о чем: славы и почета хватит на самый долгий человеческий век. Да что там — человеческий. В истории этот зазнайка-меланхолик, наверняка, останется надолго.

Сама Маргарита Петровна Пряник, главный хранитель музея современных искусств, была отвратительно несчастной. Вопреки твердой уверенности детской песенки в том, что путь яхты непременно зависит от ее названия, жизнь этой женщины была совсем не сладкой. Судьба чаще щелкала кнутом, приберегая пряники для других, помиловиднее. Дело в том, что Маргарита имела одну яркую непривлекательную для обывательского взгляда особенность: огромные бесформенные веснушки покрывали все ее длинное худое лицо. Даже лоб и подбородок. Это были вовсе не милые рыжие крапинки, обладательницы которых часто похожи на нежный и редкий вид орхидеи, а крупные пятна светло-коричневого цвета. Из-за них кожа напоминала скорлупу перепелиного яйца. С самого детства она старалась укрыть эту досадную черту от посторонних взглядов — носила длинную челку, закрывавшую половину лица, частенько одевала очки без диоптрий в самой толстой оправе, какую могла найти, или же вовсе обвязывалась шарфами так, что наружу торчал один нос.

Несколько раз мама, Анна Степановна, предпринимала попытки спасти положение: вооружившись тональным кремом «Балет», она покрывала лицо Риты несколькими слоями сметанообразного вещества. В конце процедуры девочка превращалась в актрису театра «Кабуки». Потом обе они долго стояли у зеркала, решая, как хуже — с веснушками или с «Балетом». В итоге тональный крем смывался, а челка водружалась на прежнее место.

Чрезвычайно высокий рост Маргариты, обычно наделяющий девушек характеристикой «видная», только усугублял положение, потому что «видевшие» ее сразу же превращались в «глазеющих». Друзей и, уж тем более, ухажеров у Риты никогда не было. Ее стеснительность отталкивала тех, кто был не прочь пообщаться, и притягивала любителей поиздеваться. Единственными спутниками по жизни, кроме мамы, стали книги. Поэтому к тридцати годам Маргарита Петровна была невероятно эрудирована и бесконечно одинока. Достанься ей хоть десятая доля той удачи, которую имел этот Джозу Миро, уж она никогда не стала бы унывать и жаловаться. Радовало одно: на работе Маргарита Петровна была на хорошем счету. Можно сказать, незаменимый сотрудник, специалист, известный на всю область и даже за ее пределами.

Нужно же было явиться этому французу и портить ей жизнь! Теперь его недовольство и выходки перед прессой списывались на ее «неумение общаться с людьми искусства».

— Видимо, вы не учли пожелания господина Джозу при организации экспозиции, — заявил генеральный директор.

— Я тут ни при чем. У него творческий кризис, понимаете?

Но с Творческим Кризисом директор был не знаком, стимулирующие ему не выплачивал и размер оклада не назначал. Потому предпочел винить вполне знакомую Маргариту Петровну.