Сувенир

— Гляди, еще с работы из-за тебя попрут, — продолжала разговаривать с французом Маргарита Петровна. Оба они ждали прихода переводчика для обсуждения прощального торжества. — Сам, небось, не знаешь, что такое работа. Сплошное наитие у тебя.

Художник тускло глянул на нее и выпустил новый поток дыма. На его бритой голове светились отблески розового майского заката.

— В оригинальности тебе, конечно, не откажешь. Но, признаюсь честно: критики все же сильно преувеличивают силу твоего таланта.

Дым попал в горло, и Маргарита Петровна сильно закашлялась.

— Фу-ты, черт. Накурил, хоть топор вешай.

Она раздраженно встала и пододвинула стул к высокому арочному окну. Чтобы открыть его, следовало разуться и взобраться на подоконник. Делать это при знаменитом французе не хотелось, но дышать в комнате было совершенно нечем.

Поборов неловкость, Маргарита Петровна отстегнула ремешки на босоножках и в два шага оказалась на подоконнике. Массивная рама подалась легко, и в комнату моментально ворвался теплый поток весеннего ветра. Обогнув тонкую талию Маргариты, он вдруг схватился невидимыми руками за подол широкой ситцевой юбки и вздернул ее вверх, оголив длинные стройные Маргаритины ноги до самого исподнего.

Она быстро схватила юбку и дернула ее вниз, невольно, но значительно углубив декольте и застыла на месте. Мысль о том, что нужно повернуться к французу и слезть с подоконника, причиняла почти физическую боль. Хоть бы он не заметил этого досадного инцидента! Хоть бы туман от сигаретного дыма закрыл от его глаз это незначительное, но такое обидное происшествие!

Помедлив несколько секунд, она резко выдохнула и повернулась. Художник больше не сидел на прежнем месте, но стоял посреди комнаты. В облике его произошла разительная перемена. Прежде сутулая спина выпрямилась, глаза горели, а губы расплылись в загадочной мечтательной улыбке.

Маргарита Петровна испугалась и поскорее сползла с подоконника. Она хотела выскользнуть из комнаты и пуститься на поиски переводчика, но художник жестом остановил ее. Потом подошел ближе, все с тем же одурманенным видом, и, недолго думая, вцепился длинными пальцами в подол ситцевой юбки.

Тут-то она не выдержала, рванулась и, как была, босиком, побежала прочь из комнаты.

Через полгода в одном из парижских музеев выставили полотно «Les jambes de Rita» — «Ноги Риты». Картину сразу же нарекли лучшей работой великого художника Джозу Миро. Историю создания шедевра, однако, публика узнает гораздо позже из автобиографической книги последней жены художника Маргариты Миро с шутливым названием «Сквозняк перемен».

Дача с собачкой

Метель поземкою крошится

На скатерти летних снов.

Ах, как же в отпуск мне хочется.

В отпуск моих грехов.

Даже в моменты самого жестокого уныния, когда смутные предчувствия и беспочвенные страхи глядели на меня из темного угла комнаты, словно злобная сморщенная кикимора, я и представить себе не могла, что долгожданный отпуск в Ялте, полный любви и надежд, завершится ТАКИМ кошмаром. Я стояла на чердаке чужого дома, растерянная и совершенно голая, а сердце мое кричало, как скрипки в незабвенной «Грозе» Вивальди. Еще мгновение, дверь на чердак распахнется и…

Город кипарисов и увитых виноградом двориков встретил меня теплым дождем. После нескольких часов полета, а затем — утомительной дороги в почти герметичной консервной банке автобуса, пасмурное небо стало приветственным даром южных широт. Едва только двери «жестянки» распахнулись, я выскочила в пузырящуюся реку на тротуаре и подставила лицо под колкие водяные стрелы.

«Вы — узники металлопластиковых острогов, — думала я победно о своих сотрудниках, надоевших мне хуже редьки, приправленной соусом Табаско, — сидите в душных кабинетах, а я — в Ялте! Как жаль, что вы, порабощенные дресс-кодом, не видите сейчас меня, мокрую, в шлепках и ядовито-зеленом сарафане. Кто-нибудь из вас сразу же позвонил бы в отдел маркетинга и рассказал моему бывшему, как мне хорошо, чтобы ему было плохо!»

Сквозь закрытые веки я почувствовала, что небо резко почернело, открыла глаза и увидела над собой купол огромного зонта, а под куполом — смуглого молодого мужчину.

— Вы отдыхать приехали или болеть? — поинтересовался он серьезным «бабушкиным» тоном, но сразу же разоблачил себя веселым блестящим взглядом.

— В таком месте и болеть — отдых, — ответила я и снова выступила под дождь.

— Глупости. Болеть летом в Ялте гораздо хуже. Потому что обидно.

Купол снова водрузился над моей головой.

— Я — Виктор, и мы с зонтом намерены проводить вас с сумкой до места назначения.

— Так вы таксист! — догадалась я, удивляясь, какими галантными стали калымщики в условиях жесткой конкуренции.

— Нет. Но можно вызвать такси.