Тем временем гигантская голова Оззо продвинулась еще на десяток сантиметров. Новый подземный толчок сотряс лабиринт. Он оказался намного мощней первого — окончательно разворотил искусственную утробу и явил на адский свет последнего бога. Вид 403-го божества оказался более устрашающим, чем остальные. «Камероновский Терминатор, хе-хе, просто отдыхает рядом с Оззо!» — подумал Дьяченко, и какой-то дурацкий, нервный смешок родился в его душе. А ведь было чего бояться, ей-богу! Оззо невероятно смахивал на танк времен первой мировой войны. Вместо ног такие же громадные уродливые гусеницы. Рычаги-обрубки вместо рук — штук шесть-восемь, не меньше. И уже казавшаяся миниатюрной по сравнению с исполинским телом голова-башня. Вместо пушки из бронзовой башки торчал заметно выросший рог. «Вот чертов Буратино, хе-хе! Мать его! — Валька мысленно выругался и опять по-идиотски хохотнул. — Сюда бы гранатомет…»
Казалось, Оззо совершенно нет дела до того, что происходит вокруг. Какое-то время он стоял, не шевелясь, не решаясь отойти от материнского лукра, не обращая внимания на враждующих, смертным боем бившихся тут же рядом, у его гусениц. Поначалу Оззо не проявлял ни малейшей враждебности. Могло показаться, что он, подобно новорожденному младенцу, еще не способен проявлять ясные чувства, адекватно реагировать на реальность. Его же собратья, кромсая и лязгая, продолжали крушить головы спасателям душ, с дьявольской одержимостью прорубая дорогу к горизонту, туда, откуда манила золотая лава или река. Огненосная и неукротимая, она переливалась сотнями оттенков жизни. Она дышала, пульсировала, звала — звала немедля покинуть мир демонов и обратить свой бег в мир живых. «Идите туда — призывала золотая река, излучая нездешнюю страсть, — и вы обретете несметный урожай человеческих жизней». Дьяченко помнил: где-то там находились врата, единственные врата, ведущие домой.
Внезапно Оззо вздрогнул всем могучим телом, точно очнулся от короткой спячки, фыркнув, выпустил струйки пара из медного брюха и наконец двинулся… в сторону смотровой площадки. К воротам, в которые вошли слуги Виораха, а затем спасатели душ. Напрасно лава аппетитно пыхала жаром за спиной 403-го бога, напрасно блистала заманчиво золотом. Путешествие в мир людей Оззо явно не привлекало.
Поначалу никто из остальных богов не удостоил своего молодого собрата даже беглым вниманием. А что же Оззо? Бог-единорог в свою очередь оставался абсолютно безучастным к происходящему, не выказывая ни неприязни, ни элементарной приветливости. Медленно, но уверенно Оззо приближался к входу в лабиринт. Упрямо бежали его гусеницы, неумолимо сокращая расстояние. Громоздкое тело мерно покачивалось, приседало, точно на рессорах, пыхтело, фыркало, выстреливало тугие струи дыма, подобно танковому двигателю, выбрасывающему выхлопные газы. Дьяченко, не спускавший глаз с чудовища, заметил весьма любопытную деталь: куда бы ни поворачивал Оззо, продвигаясь по извилистым коридорам лабиринта, его голова-башня неизменно смотрела рогом в сторону смотровой площадки. И не куда-нибудь, а — Валька в этом был просто уверен — в ту единственную точку, где замер в задумчивости повелитель хлопов.
До выхода из лабиринта оставалось, наверное, метров сорок-пятьдесят, когда дорогу упрямому Оззо преградил один из четырехсот двух богов. Скорее, случайно преградил, чем с заведомым умыслом. Дьяченко успел разглядеть лишь золотым плющом увитое тело бога — в следующую секунду Оззо сломал ему шею. С неслыханной жестокостью он оторвал собрату голову, на ходу распотрошил второго бога, так же ненароком возникшего у него на пути. Это случилось так быстро, что вторая жертва не успела даже гребнем повести, алевшим у нее на голове. «Черт, точно не бога, а петуха замочил!» — застонав, Дьяченко машинально прикрыл рукой глаза. Зрелище растерзанных богов было не для слабонервных.
Краем глаза, сквозь растопыренные пальцы Валька увидел, как сильно изменился в лице Виорах. «Боже, он испугался. Дьявол — испугался! — Дьяченко оторопел. — Может, то сам Господь спешит исполнить последнее свое наказание?» Подумал так — и тут же отбросил столь бредовую мысль. Человек верил: Бог не урод и уродом прикидываться не станет даже для того, чтобы разделаться с дьяволом. Но в таком случае кем же было то чудовище, что сейчас, скинув овечью шкуру, громило все на своем пути? Если дьявол стоял по левую руку от человека, а Господь был слишком могуч и чист, чтобы унизиться до обличья демона-мстителя.