Сувенир для бога

Вслед за удивлением Дьяченко овладело новое чувство, близкое одновременно к брезгливости и высокомерию. С таким чувством люди нередко относятся к попрошайкам и бомжам… Наконец человеку стало неловко — за свои чувства, за то, что он сейчас думал о царе хлопов: «Как же ему, наверное, дерьмово. Ведь он совершенно один. Вокруг одни подонки, внутри — безграничный ледяной космос. Ужас бесконечного одиночества. Без Бога… Мне легче. Я могу обратиться к Нему, о чем-нибудь попросить. О милости и прощении. А он? Вспоминает ли он хотя бы тайком Его имя? Когда ему плохо, как сейчас, кого он молит о помощи? О снисхождении? На кого надеется дьявол в последнюю минуту? Или для него имя Бога все равно что солнечный луч для вампира? Манит и ранит смертельно…»

Виораху и в самом деле стало не по себе. Он испугался. Лязг танковых гусениц раздался совсем рядом. Чей-то истошный крик, вдруг резанувший слух, в следующий миг уже слился с нарастающим скрежетом — бог-единорог неуклонно шел к цели. Стараясь не подавать виду, сумев овладеть собой — дьявол он иль тварь безвольная? — Виорах приказал:

— Это чудовище направляется к нам. Оно хочет жертвы… Так отдайте ему то, что по праву принадлежит ему!

Хлопы ломанулись к Дьяченко такой густой энергичной толпой, что он даже дернуться не успел. Лишь в ужасе вытаращился на них, не в силах предугадать, что сейчас должно произойти. Ведь жребий быть сброшенным с площадки был уготован не только ему, но и… владыке, вставшему между своими слугами и человеком. «Господи, что будет со мной?..» В следующую секунду кто-то влупил Вальке в солнечное сплетение, кто-то наотмашь врезал по лицу. Дьяченко неуклюже изогнулся, как плохой терминатор перед тем, как рухнуть в печь с расплавленным металлом, беспомощно замахал руками, изо всех сил пытаясь удержать равновесие… Вдруг совсем близко, но почему-то над левым виском услышал голос Виораха, заставивший тут же смириться с участью:

— Спасайся, человече! И помни: река тебя вынесет. Звен спасет…

20

Дьяченко скинули прямо под ноги-гусеницы Оззо. Упав почти с пятнадцатиметровой высоты, Валька не разбился только благодаря горе трупов, будто нарочно наваленной под самой смотровой площадкой. От трупов еще несло потом, гусеницы бога-единорога остро пахли машинным маслом и раздавленной плотью. Чудовище медной клешней схватило человека, дрожащего, кажется, даже наделавшего со страху в штаны, еще не оправившегося от дикой боли в плече: упав, Дьяченко, видимо, вывихнул руку. Оззо поднес Вальку близко-близко к пасти, похожей на пасть кашалота… замер в секундном раздумье, воняя изо рта какой-то дрянью… и в следующий миг грубо откинул в сторону.

Стеная и охая, шатаясь, как пьяный, Дьяченко поднялся на ноги, да так и стал как вкопанный: в трех метрах от него чудовище мощными рывками расшатывало колонну, на которую опиралась смотровая площадка. Вот она опасно накренилась, вниз посыпались, отчаянно вереща, слуги дьявола, не удержав равновесия, упал на спину Виорах и покорно, даже не пытаясь ни за что хвататься, начал сползать к краю площадки. Из бронзовой пасти Оззо победно сверкнула молния.

Не желая больше терять время и шанс на спасение, Дьяченко рванул в сторону, где, по его представлениям, находился выход из лабиринта. Валька был не один. Он словно очутился в многолюдном городе, разрушенном войной, охваченном паникой. Воздух стоял затхлый, вонючий, точно рядом разворотили мусорную свалку или помойку. Его беспрерывно сотрясали гневные выкрики и душераздирающие стоны, молящие о пощаде, заклинающие неизвестным человеку именем. Кричали отовсюду, кричали, казалось, сами стены бесчисленных коридоров — сломя голову летел ими Валька Дьяченко. Навстречу поодиночке и мелкими группами попадались хлопы. Вид их был ужасен. Ни следа от былого лоска и высокомерия. Рваные грязные плащи. Испуганно рыскающие по сторонам или безумно выпученные глаза. Бессмысленно поднятые над головой безоружные руки… Дьявол покинул их.

Вид раненых спасателей душ был еще более удручающ: утомленные нескончаемой битвой лица одних, гримасы боли и отчаяния у других, кровоточащие, наспех забинтованные раны у третьих… Напрасно Дьяченко пытался остановить их, отважно вклиниваясь во встречный поток, силясь докричать до ослабевшего разума, объяснить, что там, куда они держат путь, скоро наступит конец. Там медное божество бьется смертным боем с дьяволом.

Напрасно человек лез из кожи: речь его была бессвязна, а жесты неубедительны.

Правда, кое-кто догонял Дьяченко, примчавшись оттуда, откуда пришел и он. Но попутчик ни сном ни духом не ведал о страшном поединке между Виорахом и Оззо. «Может, там давно уже все кончено? — с опаской гадал Дьяченко. — Но тогда какой из двух дьяволов взял верх? И что теперь станет с Юфилодором? А что если ада больше нет?»