Сувенир для бога

Он давно потерял счет времени, но лабиринт, с высоты смотровой площадки казавшийся не больше двух городских кварталов, и не думал кончаться. Пару раз, бездумно летя по какому-то проходу, Дьяченко упирался в глухую стену. Схватившись за голову, он бежал из тупика и вновь устремлялся туда, где по его памяти, переливаясь всеми оттенками золотого, плещет спасительная лава. Неведомый Вальке Звен.

Однажды, в очередной раз вынырнув из тупика, он вдруг оказался захваченным иной лавой, мгновенно вовлекшей в свой водоворот. Нежданно-негаданно Дьяченко вынесло в довольно широкий проход, вполне напоминающий улицу — такой проход он видел впервые. По нему шли быстрым шагом, почти бежали десятки тысяч спасателей. Наружность их разительно отличалась от тех раненых воинов и обезумевших беглецов, что попадались ему на пути. На лицах, преображенных внутренним, душевным накалом, читалась решимость и воля. Свет вместо боли, воодушевление вместо уныния и тоски! «Боже, какие лица! Да они просто сияют!» — Дьяченко пришел в восторг. Отчего-то и, может, совсем некстати вспомнились первомайские демонстрации. Красные транспаранты и разноцветные воздушные шарики. Нарядно одетые люди. Смех, разговоры ни о чем в праздничной колонне. Снова смех и осознание удивительной краткосрочной первомайской свободы. Полная готовность пропустить мимо ушей шаблонные призывы. Искренняя радость и ожидание неизбежного розового портвейна с дешевыми бутербродами. Нередко до самого вечера…

Валькина душа, вдохновившись воспоминаниями, воздушным шариком взмыла к своду и оттуда увидела лабиринт как на ладони. В особенности то место, куда направлялось шествие. Там не было ни бюста вождя, ни трибуны, ни почетных гостей, ни праздничного оркестра… там происходило нечто ужасное! Душа дрогнула, напуганная близким будущим, — и в тот же миг опустилась с каменных небес.

— Куда мы идем? — не на шутку встревоженный нехорошим предчувствием, Дьяченко дернул за рукав соседа — здоровенное существо с оленьими рогами. Отрок, ободряюще улыбнувшись, потрепал человека по плечу.

— Не дрейфь, парень. Погляди, какая сила вокруг!

— Но я видел… там… Ничего хорошего там не ждет нас!

— Повторяю: не трусь. Ты же воин!.. И потом, как ты мог видеть то, что известно лишь провидению? — отрок недоверчиво смотрел сверху вниз.

— Говорю же: это самоубийство! Мы обречены! — Дьяченко упрямо стоял на своем. У отрока, видимо, лопнуло терпение. Раздраженно мотнув рогатой головой, он легонько толкнул в бок соседа, шагавшего по другую от него руку. Его худенькая, хрупкая фигурка напоминала подростка или совсем юную девушку. Широкий капюшон полностью закрывал лицо. Молоденький отрок шел, казалось, совершенно безучастный к разговору соседей.

— Эй, подруга! — гаркнул вдруг здоровяк. — Ты не знаешь, откуда взялся этот урод? Он сомневается в нашей победе! Объясни ему, что он должен заткнуться. Иначе мне придется прибегнуть к моему самому весомому средству, — с нарочитой злостью рогатый детина сжал пудовые кулаки… Но уже меньше чем через минуту, не выдержав, расхохотался.

— Что такое, Владомир? — раздался приятный голос, вне всяких сомнений принадлежащий молоденькой девушке. Видимо, беззаботный смех здоровяка наконец-то вывел незнакомку из глубокой задумчивости. Быстро, немного наклонив набок, она повернула голову в Валькину сторону — и они встретились взглядами.

— Амелиска, ты?! — радости Дьяченко не было границ. — Боже, вот это встреча!!

— Ого, так вы знакомы! — громила в недоумении почесал рога. Человек не слышал его, ошеломленный неожиданной встречей.

— Значит, я не ошибся. Это и вправду была ты — там, в гуще воинов. Но я думал, змей…

— Ты думал, Ингэл убил меня? Нет, — девушка улыбнулась из-под капюшона. Постаралась сделать это весело, а вышло не очень. — Старый искуситель принес себя в жертву. Он очень любил меня.

— Но я же видел… Как тебе удалось?

— То был трюк. Мы придумали его вдвоем с Ингэл ом. Змей должен был умереть еще до того, как коснется моих губ. Умереть — и исчезнуть! А то, что видел ты и Виорах, — обман зрения, не больше.

— Так он все-таки умер? — Дьяченко сам не знал, зачем спрашивает про змея. Дался же ему этот ползучий дед!

— Да, — неуверенно подтвердила Амелиска. Потом словно передумала. — Не знаю… Сейчас это неважно. Сейчас меня волнует другое… Послушай, Вал, меня смущает одна деталь, — юный лоб пересекла морщина, взор стал жестче, озабоченный невидимой работой ума. — У меня сложилось впечатление, что ты доверяешь только тому, что видишь собственными глазами. Как же в таком случае ты веришь в Него?

— В Бога? Но это совсем другое дело. Он есть…

— Хорошо. А что же ты видел — там? — она кивнула в сторону, куда с прежней настойчивостью следовала толпа. Амелиска кивнула, и от этого порывистого движения капюшон слетел с ее чудесной головки. Как она была хороша, его Амелиска! Новые прелестные рога снова выросли у нее. Глаза, немного грустные, излучали знакомый теплый свет, от которого на душе у Вальки неизменно становилось легче. Еще легче! Валькиных страхов как не бывало.