— Хм, а ты не думал о том, что такой лабиринт… не один? — в два голоса воскликнула Освенца. — Представь, таких лабиринтов бесчисленное множество и в каждом из них своя армия спасателей. Отроки, фэзиры, клемены, парсизоты, мартироры, грулы, арки — Боже, всех не упомнишь! — бьются отчаянно за души таких, как ты.
— И что, в каждом лабиринте свой дьявол? — Валька с недоверчивым видом слушал оракула.
— С какой стати? — наморщила лоб Амелиска. — Ах, да! Как я догадываюсь, ты даже допустить не можешь, что Юфилодором способен управлять еще кто-нибудь, помимо Виораха.
— Нет, дьявол один, — покрутила головой фэзира-оракул. — И то, что именно ты увидел его и был удостоен чести беседовать с ним… Не знаю, каким твоим грехам или благодеяниям обязан ты встрече с дьяволом.
— Ты сам-то знаешь, приятель? — Владомир по привычке хлопнул Дьяченко. Удар, правда, пришелся не по плечу, а выше — по затылку.
— Ну ты, громила! Осторожней! — огрызнулся Валька. В ответ все дружно рассмеялись.
— Так за что тебя выбрал Виорах? — повторила Освенца.
— А черт его знает! — Дьяченко почесал гудящий затылок — от души заехал по нему здоровяк-отрок. — Грехи, добродетели… Фигня все это. Нет во мне ничего такого, за что меня должен был бы выбрать дьявол. Или Бог. Разве что… но это вряд ли.
— Нет уж, договаривай. А то опять схлопочешь! — с нарочитой угрозой надвинулся на Дьяченко Владомир.
— Что ты лезешь?! Этой вещи у меня все равно больше нет!.. Я отдал ее Виораху, а он приказал сотворить из нее нового бога. Теперь этот бог громит Юфилодор.
— Так скажи, человек, не таи, что же это за страшная вещь, с которой не справился даже дьявол?! — голос оракула звучал как один.
— Оззо. Сувенир для бога.
Спутники Дьяченко не нашлись, что сказать. Наступила тишина. Вернее, все вокруг, казалось, осталось прежним: восторженные, ликующие возгласы продолжали взлетать, вместе с теплым дыханием устремляясь к своду, спасатели душ шумно, взахлеб делились друг с другом счастьем и радостью, неожиданно обретенными в аду. И только Амелиска, Освенца и Владомир настороженно молчали, озабоченные той правдой, которую, сам того не желая, выдал сейчас человек. Дьяченко переводил с одного на другого непонимающий взгляд.
— Чего я такого сказал, ребята? И вообще… — Валька остановил взор на девушке. — Ты когда-нибудь расскажешь, что такое ваш псирак?
Девушка переглянулась с оракулом.
— Хорошо, я скажу, — кивнула Освенца. — Высшая точка в битве за души. Мы ждем наступления псирака, как милости Господа. Когда все души освобождены, остается последний шаг — вернуть их в миры живых. Среди этих миров есть и ваш, мир людей. Не самый, конечно, гармоничный и упорядоченный. Но Господь отметил его особым знаком, особой любовью. Мы обязаны с этим считаться. Бог любит души, живущие в мире людей.
— И поэтому все мы здесь, — добавила Амелиска. — И души, которые отныне свободны, тоже здесь. Видишь их?
Девушка указала рукой на розово-сиреневую дымку, нежно стлавшуюся вдоль берега огненной реки. Валька зажмурил и тут же открыл глаза: еще четверть часа назад этой дымки и в помине не было. Невольно засмотрелся на чудесную картину. Освобожденные души сменили мрачноватую пепельную окраску на более светлую и прозрачную. Впереди будто сиреневая аллея зацвела!
— Боже, они же сгорят сейчас! — в безотчетном порыве воскликнул Дьяченко. — Там жара, наверное, покруче, чем в литейном цеху.
Седьмой глаз Освенцы замер, внезапно прекратив свой нервный бег. Наверное, впервые он засветился неподдельным интересом к человеку.
— Так надо. В этом как раз и заключается механизм псирака. Скоро ты увидишь, как происходит возвращение душ, но сейчас… Меня очень, повторяю, очень беспокоит твой рассказ про Оззо. Я пока не знаю, какой вред он может нанести нам, но чувствую: новый демон еще проявит себя. Поэтому нужно спешить.
— Нужно спешить! — подхватили в два голоса девушка и мужчина отроки.
22
Огненный Звен не щадил ни лба, ни щек, иссушивал кончики волос. Кожа на лице Дьяченко мгновенно подрумянилась, потрескалась, теперь и вовсе грозила лопнуть. Как ни странно, боли при этом Валька не испытывал. Он во все глаза наблюдал за подготовкой к псираку. Группами по 20–30 бесконечно любимых Богом созданий сиреневые души сажали в серебристые суденышки, в большом количестве расставленные на берегу. Они походили на корабельные шлюпки — с той лишь разницей, что имели тупые концы с обеих сторон. Дьяченко удивлялся: ни весла, ни гребца. Спустив лодку в огненную реку, стараясь не касаться ее смертоносной лавы, оттолкнув суденышко от берега, отроки, клемены или парсизоты некоторое время молча смотрели, как плывут спасенные души. Пока…