Сувенир для бога

— Не преувеличивай, человече, но и не обольщайся. Подумай, с кем ты сейчас так мирно беседуешь.

После этих слов Дьяченко на минуту замолчал, будто от внезапного укора совести. Потупил очи, почесал затылок, покряхтел смущенно, но нашел-таки силы посмотреть в глаза дьяволу. В это самое мгновение Виорах обернулся белым голубем с двумя хлебными зернами вместо глаз.

— Ну шо там… конечно… не буду я его сразу мочить, — пробубнил Дьяченко. — Какой же интерес сразу его замочить?

— В таком случае, что ты станешь с ним делать? — тихо и нежно спросил Виорах. Затем, превратившись в дикобраза с головой речной рыбы, как заорет. — Какого черта ты тогда станешь искать сувенир, если не собираешься ничего делать?! Ты с Оззо заодно!

Дьяченко снова опешил, губы его заметно задрожали. Дьявол был вне себя! Таким человек видел его впервые… Или хорошенько забыл, что гнев Виораха ужасен. «Боже, что делать?!» — Валька попытался вспомнить хоть одну молитву, хоть на миг привлечь к себе внимание Господа. Но Виорах опередил. Безобразный демон в образе дикобраза сгинул. Нежданно-негаданно уступил место любимому Валькиному созданию — его милой бабушке. Не стало больше колючего, испытующего, испепеляющего взора дьявола, сомневающегося в его, Валькиной, верности!.. Боже, о чем он — ведь он и не думал продавать душу дьяволу! Чур, чур его!..

Добрейшая Екатерина Федоровна ласкала сейчас взглядом запутавшегося, запуганного, загнанного внучка. Вот уж полных семь лет как покойная Екатерина Федоровна, царство ей небес…

— Да што ты опять за свое, дитятко неразумное! — взмолилась-осерчала старушка. — Время-то не бисер — раз потеряешь, на ниточку больше не нанижешь. Потому-то, дитятко, поспеши. Пожелай себе главного — смекалки и сноровки, а я уж не забуду, не пропущу мимо ушей. Лети соколом, ищи псом, терзай волком, но отыщи мне тот поганый лукр! А в нем, как в сказочке… Хе-хе-хе, помнишь, небось, дитятко, сказочки? Про старух и кощеев бессмертных? Про смерть, на которой можно нажиться? А, дитятко?.. Так вспомни, дьявол тебя дери! Вспомни и сломай единорогу его каленный рог! Сделай, сделай больно бронзовому Оззо! И тогда он бросит все, он забудет змея и погонится за тобой — за своей болью. Он почти нагонит тебя, он будет готов тебя разорвать… Но ты ведь, дитятко, не промах, а? Я наполню твой дух вековой крепостью, руку — дьявольской силой! Ты успеешь согнуть сувениру рог, вырвать его янтарные глазки, прежде чем Оззо сотрет тебя в порошок!

Виорах замолчал. Все это время, как Валька узнал в нем покойную бабушку, он слушал дьявола, открыв рот. «Бабулечка моя, как мне тебя не хватает», — сокрушался Дьченко, умирая от страха. Содрогаясь от отвращения. Морщась, размазывая слезы по сто лет не бритым щекам. Плакал и Виорах. Его слезы казались деревянными: с сухим треском они разбивались о его массивную деревянную челюсть. Теперь дьявол смахивал на щелкунчика: такой же деревянный мундир, железный оскал и невесть какая душа. Из несчастливо-злых глаз капали слезы. От старушечьей миловидности, кротости и следа не осталось. Беззащитность уродца пугала. «Эх, баба Катя, баба Катя!» — Дьяченко вздохнул с легким укором, будто покойная бабка и вправду была виновата в том, что он влип в эту чертову историю. В этот момент щелкунчик протянул ему маленький костистый кулачок. Разжал почти перед самым Валькиным носом — на грубо вырезанной ладони лежал орешек — белый, как мел.

— Это и есть мел, — словно прочтя мысли человека, подтвердил Виорах. — Возьми его и напиши свое имя.

Валька нерешительно взял из руки дьявола маленький белый камушек. Повертел его в пальцах, не зная, что с ним делать. Ухмыльнувшись, насколько ему позволял частокол зубов, Виорах сунул Дьяченко что-то вроде дощечки или плоского камня. Так быстро пластинка нашлась у него под рукой, будто он держал ее наготове.

— Теперь напиши свое имя, — вновь потребовал Виорах. — Не спрашивай, зачем. Так нужно.

— Может, ты хочешь, чтобы я с тобой еще и контракт подписал? — Дьяченко несмело улыбнулся, почувствовав неладное.

— Пиши!! — клацнул железными зубами щелкунчик. — Оззо не ждет!

— Да ради бога, — сдался человек и написал имя свое: «ВАЛЕНТИН». Он не успел до конца вычертить вторую вертикальную палочку в последней букве «Н», как дьявол выхватил у него пластинку и с невероятным проворством съел — размолол в пыль железными зубами и проглотил.