Суворов

Неожиданно в Главную квартиру, расположившуюся в женском монастыре Святого Иосифа, приходит страшная весть: Массена, воспользовавшись уходом эрцгерцога Карла, 14 (25) сентября (в день, когда Суворов прорвался через Чертов мост!) нанес тяжелое поражение корпусу Римского-Корсакова при Цюрихе. Потеряв часть артиллерии и обозы, корпус отступил за Рейн. Командовавший австрийским корпусом храбрый швейцарец Готце, мечтавший об освобождении своей родины и готовившийся к боевому сотрудничеству с Суворовым, в самом начале сражения вместе со штабом попал в засаду и погиб, а корпус, лишившись командования, понес большие потери и отступил. Поспешно отступил и второй австрийский корпус.

Суворовская армия (около двадцати тысяч человек) была заперта в Муттенской долине превосходящими силами неприятеля. Уже после похода полководец дал оценку действиям австрийского руководства, не допускающую никаких кривотолков: «Меня прогоняют в Швейцарию, чтобы там уничтожить». Это не преувеличение. Вопреки настойчивым предупреждениям Суворова, император Франц потребовал ускорить марш в Швейцарию. Эрцгерцог Карл поспешно увел свои главные силы, оставив Корсакову незначительное прикрытие. Сорвав поставку мулов и грузов, австрийцы задержали поход на шесть дней, вынудив русских взять минимальный запас продовольствия и боеприпасов. Сведения о маршруте, предоставленные Суворову Вейротером, разошлись с действительным состоянием театра военных действий. Австрийская разведка не сумела обнаружить подготовку наступления французов, и Корсаков и Готце были застигнуты врасплох. Ближайшие к Суворову вспомогательные австрийские корпуса Линкена и Елачича при первых известиях о поражении соседей поспешно отошли, позволив неприятелю надежно перекрыть выходы из Муттенской долины.

18 (29) сентября в трапезной монастыря Святого Иосифа собрался военный совет. Пришедший первым Багратион увидел фельдмаршала в мундире при всех орденах. Не заметив князя, Суворов взволнованно ходил по трапезной и разговаривал сам с собой: «Парады… разводы… большое к себе уважение: обернется — шляпы долой! Помилуй Господи! Да, и это нужно, да вовремя, а нужнее-то знать вести войну, знать местность, уметь расчесть, не дать себя в обман, уметь бить… А битому быть — не мудрено! Погубить столько тысяч и каких! В один день!» Багратион незаметно ушел и дождался прихода остальных участников совета. Кроме него, собрались генерал-майор Николай Каменский, генерал-майоры Якуб Барановский, Дмитрий Кашкин, Михаил Милорадович, генерал-лейтенанты Максим Ребиндер, Иван Ферстер, Яков Повало-Швейковский, генерал от инфантерии Андрей Розенберг, генерал от кавалерии Вильгельм Дерфельден и великий князь Константин Павлович. Австрийцев на совет не пригласили.

Через несколько лет Багратион рассказал своему адъютанту Якову Старкову об этом совете. Приводим текст речи Суворова в пересказе Старкова:

«Корсаков разбит и прогнан за Рейн! Готце пропал без вести и корпус его рассеян! Елачич и Линкен ушли! Весь план наш расстроен!

Теперь мы среди гор, окружены неприятелем превосходным в силах. Что предпринять нам? Идти назад постыдно. Никогда еще не отступал я. Идти вперед к Швицу — невозможно. У Массены свыше 60 тысяч, у нас же нет и 20. К тому же мы без провианта, без патронов, без артиллерии… Мы окружены врагом сильным, возгордившимся победою, победою, устроенною коварною изменою! Нашему Великому Царю изменил кто же? Верный союзник России — Кабинет великой, могучей Австрии, или, что всё равно, правитель дел ея, министр Тугут с его Гофкригсратом…

Нет! Это уже не измена, а явное предательство, чистое, без глупости, разумное, рассчитанное предательство нас, столько крови своей проливших за спасение Австрии!

Помощи нам ждать не от кого… Мы на краю гибели!..

Теперь одна остается надежда на Бога да на храбрость и самоотвержение моих войск! Мы Русские! С нами Бог!

Спасите честь России и Государя! Спасите сына нашего Императора!»

Герой, прославленный победами, сознавал всю тяжесть ответственности, которая легла на его плечи. Дело шло не только о его собственной безупречной и славной службе, о судьбе доверенных ему тысячах русских жизней — на карту были поставлены честь России и судьба русской военной школы. Багратион признавался, что речь Суворова была речью «великого военного оратора» и произвела на участников совета потрясающее впечатление. Все горели желанием сразиться с врагами, сколько бы их ни было.

На советах первый голос подавали младшие в чине. На этот раз, вопреки традиции и с согласия всех, ответил старший — Вильгельм Христофорович Дерфельден. «Отец наш Александр Васильевич, — сказал убеленный сединами, заслуженный воин, — мы теперь знаем, что нам предстоит. Веди нас, отец, как думаешь, делай, как знаешь. Мы твои, отец, мы русские!»

Все поклялись победить или умереть. Слезы блестели на глазах у Суворова. «Мы, русские, всё одолеем!» — таким напутствием полководец закончил военный совет. Воля главнокомандующего была доведена до каждого офицера и солдата.