Суворов

Рымникское сражение — одна из вершин суворовского военного искусства. В этом сражении наиболее полно проявились черты мастерства Суворова: всесторонняя оценка обстановки, решительность, быстрота действий, внезапность и неограниченное влияние полководца на войска. Действия Суворова изумляли: в то время как две огромные союзные армии — Потемкина и Лаудона — занимались второстепенными задачами, двадцатипятитысячный отряд нанес решительное поражение главным силам Турции. Война могла бы, вероятно, окончиться в том же году, если бы после Рымника последовали энергичные наступательные операции за Дунаем.

Впрочем, «обильные следствия» рымникской победы, о которых упоминал Кобург, не замедлили сказаться на ходе кампании. Русские войска очистили все пространство до Дуная, заняли Кишинев, Каушаны, Паланку, Аккерман. 14 сентября пал приморский замок Аджибей, на месте которого через несколько лет возникла Одесса. Армия Потемкина окружила Бендеры. Гарнизон из шестнадцати тысяч солдат и трехсот пушек сдался без всякого сопротивления. Ослабление турецких сил и ужас, вызванный разгромом на реке Рымнике, позволили Лаудону изгнать турок из Банната и в конце сентября овладеть Белградом. Принц Кобург занял Валахию и вступил в Бухарест.

Суворов вернулся в Бырлат. Ему предстояло проскучать в бездействии почти год.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ ИЗМАИЛ

Гром победы раздавайся,
Веселися, храбрый Росс!
Звучной славой украшайся,
Магометом ты потрёс.

Г. Р. Державин

1

В феврале 1790 года не стало императора Иосифа II, энергичного союзника и сторонника продолжения войны с Турцией. Заступивший на его место кроткий Леопольд начал переговоры с Пруссией, которая составила вместе с Англией тайный союз против России. Много сил отнимала начавшаяся в июле 1789 года война со Швецией. На границах с Польшей приходилось держать два больших корпуса. Соответственно уменьшались и русские армии, предназначенные для действий на турецком фронте: они были сведены к двум дивизиям общею численностью двадцать пять тысяч человек.

Зимуя в Бырлате, Суворов вошел в тайные сношения с пашой, командовавшим гарнизоном в близком Браилове. Генерал-аншеф уже овладел турецким языком настолько, что мог читать Коран и свободно переписываться со своим соседом. Суворов убедил пашу сдать крепость после легкого для видимости сопротивления. Генерал-аншеф рассчитывал, что одновременно Кобург завладеет Оржовом и Журжей, а затем союзные войска вместе двинутся за Дунай. Однако Потемкин, дряхлый в свои пятьдесят лет от пресыщения всеми благами мира и от терзаний ненасытного властолюбия, колебался и, не зная к чему склониться, не отвечал на суворовские послания. В конце концов Кобург начал наступление один, взял Оржов, осадил было Журжу, однако одна удачная вылазка турок свела на нет все его усилия. Потемкин злорадствовал, сидючи в Яссах, мечтал о стремительном окончании войны и не предпринимал для этого ничего.

Суворов бездействовал в своем Бырлате. Он предпочитал не появляться у светлейшего, зато навестил несколько раз опального Румянцева, жившего в полном уединении под Яссами. Посылая донесения Потемкину, генерал-аншеф всякий раз приказывал отвезти дубликат Румянцеву, словно тот по-прежнему командовал армией. Александр Васильевич воздавал должное победоносному фельдмаршалу, хотя сам испытал немало в недавнем прошлом от его притеснений. В вынужденной праздности Суворов много экзерцировал, объезжал и осматривал войска. Быт его по-прежнему был чрезвычайно скромен, занятия и интересы — многосторонни.

В дни мира, в пору отдыха великий полководец испытывал нужду в ином — в глубокой и остроумной беседе, словесном фехтовании, разговорах на темы философские и литературные. Он просто боготворил поэтов, чрезвычайно дорожил отношениями с Державиным и Костровым, сам упражнялся в версификации. В его глазах умение писать стихи могло восполнить недостатки, в других случаях не извинительные.

Свое одиночество Суворов стремился преодолеть с помощью обширной переписки с людьми, мнение которых ценил, или обильного чтения книг древних и новых авторов. Еще в восьмидесятые годы познакомился он с искавшим в России счастья немецким студиозусом- богословом Вернетом и уговорил его поступить к нему на службу секретарем и чтецом:

— У меня ты ни в чем не будешь нуждаться, и я приведу тебя в состояние независимости и беспечности, нужное для философствования.

В Бырлате генерал-аншеф заставлял Вернета, которого прозвал по- своему — Филиппом Ивановичем, читать помногу и долго газеты, журналы, военные мемуары, статистику, путешествия. Суворов интересовался при этом всегда не столько фактической, сколько философской стороной дела.