Да всех моих чар не хватит, чтобы повторить подобное! А Кощеев действовал одной силой. Интересно, я хоть когда-то перестану этому удивляться?
– Надеюсь, во время бала оно с меня не исчезнет, – хихикнула я.
– Во время бала точно не исчезнет, – заверил Кощеев, и в его голосе я уловила обещание, от которого вспыхнули щеки.
Еще один вихрь метели – и в его ладонях оказался продолговатый ларец. Щелкнула крышка, открывая простое с виду ожерелье, но я чувствовала, как оно искрится от магии. Искусно переплетенная серебряная цепочка с россыпью мелких камней и один крупный темный сапфир-капля посредине, точно под цвет глаз Влада Кощеева.
Я замотала головой, отказываясь надевать украшение.
– Не нравится? – поинтересовался Кощеев.
– Камень тяжелый. Сопрут еще…
Вот что я говорю?
Кощеев усмехнулся, щелчком переместил шкатулку с ожерельем обратно. Очередной вихрь принес еще одну. На серебряной цепочке висел дивной красоты цветок, сделанный столь искусно, что глаз не оторвать! Каждый лепесток сочетал в себе сплав синего и белого металла и был присыпан мелкими драгоценными камнями. Что интереснее всего, в сердцевине опять находился сапфир под цвет глаз Кощеева.
– Это, полагаю, больше по сердцу, – улыбнулся мужчина и посмотрел на меня так, что я сразу заподозрила неладное.
Но когда Влад сделал шаг… Да существовал ли вообще вокруг нас мир? Он давно сгорел, расплавился в сиянии его глаз. Дыхание Влада согрело мою щеку, когда он застегивал украшение, руки уверенно и как-то привычно легли на талию. Следом он достал из кармана флакон с оборотным зельем и я, сделав глоток, превратилась в лесную ведьму, принимавшую участие в отборе.
– Ты обещала мне танец, Марья.
И не дав ответить, притянул к себе. Мир рассыпался на белые искры, и спустя мгновение мы с Владом уже стояли посреди роскошного бального зала. Под потолком кружили магические светлячки, окна расписал морозный узор, синие и белые шары и ленты украшали стены.
Кощеев ждал, пока я осмотрюсь, все же дал возможность прийти в себя. Я столкнулась взглядом с Кощеем, который отпивал из кубка вино. Он вытаращил на меня глаза и поперхнулся. Змей Горыныч похлопал его по спине, тоже глянул в мою сторону, и его глаза налились ярко-желтым светом, а зрачок сузился. Разнаряженные невесты шептались и бросали на меня недружелюбные взгляды. Служанки, тайком пробравшиеся посмотреть на танец, заулыбались.
Мы с Кощеевым стояли вдвоем в центре зала, окруженные шепотками, и, сдается, ничего не слышали и не видели, занятые друг другом. Наконец он поднял голову, кому-то кивнул… Как выяснилось, музыкантам. По залу поплыли первые звуки вальса.
Первый шаг на подкашивающихся ногах дался мне с трудом, но Влад удержал, все такой же сильный и уверенный, не дал споткнуться, ободряюще улыбнулся. Словно этим простым движением хотел сказать: «Не бойся. Я всегда поддержу, я не дам упасть, я буду рядом…»
Сумасшествие какое-то! Совсем ты, Марья из рода Яг, потеряла голову от любви.
Мы закружились в танце, запорхали, словно мотыльки, по залу. Влад вел спокойно, не сводил с меня глаз, и я тонула в морозной бездне его взгляда. Я не видела, что происходило вокруг, не ощущала ничьих взглядов, кроме его. Просто так бывает… Все вокруг перестает иметь значение. Потому что вот этот один-единственный взгляд твоего мужчины дарит крылья и возносит к небесам. Его синие, такие желанные и родные глаза…
Очередной разворот, шаг навстречу друг другу… Вспыхнувшее пламя в его глазах… Мое сердце, готовое вырваться из груди… И осознание, только сейчас полное и окончательное осознание того, что обратной дороги не будет. Что я уже его… И, если нужно, пойду за ним сквозь вьюгу хоть на край света, хоть в саму бездну, хоть во тьму непроглядную.
Я не готова отказаться от огня, согревшего мою душу, не готова его отдать, не готова ни с кем делить, кроме моего Кощеева.
Его руки обжигали даже сквозь ткань платья. Я горела и плавилась от страстного взгляда, рассыпалась на искры. И не желала останавливаться, даже зная, что так можно сгореть дотла.
Пусть этот танец – единственное, что у меня сейчас есть. Эти короткие мгновения счастья и безумия на двоих. Но даже их я никому не готова отдать.
Музыка стихла. Мы замерли в объятиях друг друга. Вдох. Выдох. Так сложно сделать шаг и расцепить руки.
– Марья, – простонал Кощеев, склонился и нежно поцеловал мои ладони.
И вот после этого, словно в зале взорвалась хлопушка, мир стремительно и неумолимо стал возвращаться гулом голосов и шепотками.
Зазвучала музыка, но тут же оборвалась, потому что посреди зала закружился огненный вихрь, а когда рассыпался, из него показалась… моя бабуля.
Мне конец, короче. Вот что она тут забыла?