И тогда она наконец дала волю слезам.
Подойдя к офисному зданию в центре Лондона, Финн пожал плечами:
– Она даже не оставила адреса? Тебе придется поговорить с ней, чтобы разобраться с разводом.
– Давай решать проблемы по одной. Сосредоточимся на моем сводном брате?
Финн мотнул головой в сторону здания.
– Давай. Но мы вернемся к этому позже за пинтой пива.
– Ты не был в Уишклиффе несколько месяцев, не приехал даже на фестиваль огня.
– Хорошо, что меня там не было. Посмотри, как сильно ты все испортил.
Они вошли в офис на верхнем этаже с видом на Темзу и Южный берег. Человек за столом при их появлении встал, его взгляд был настороженным, а рукопожатие твердым. Он был выше Тони, волосы темнее, глаза не голубые, а карие. Тем не менее неуловимо напоминал отца. Формой носа, посадкой плеч, даже кривой насмешливой улыбкой.
– Итак, – сказал Макс Блайт, – ты мой брат. Нам нужно поговорить о том, почему ты здесь. Садитесь.
Финн помахал рукой из дверного проема и исчез.
– Я подожду за дверью.
«Отэм осталась бы». Тони отогнал эту мысль, тем более что Отэм не осталась.
– Отец оставил письмо, адресованное мне и моему старшему брату Барнаби. В старом картотечном шкафу, в который у Барнаби никогда не было причин заглядывать. Я нашел это только после его смерти.
– Я сожалею о твоей потере.
Тони понимал, что это дежурные слова, но ощущения за ними казались реальными.
– На самом деле и твоя потеря тоже, – заметил он. – Из письма я впервые узнал о тебе. Отец просил нас встретиться и, по его словам, «загладить свою вину». Видимо, знал о твоем существовании, но оставил знакомство на нас.
Он провел много долгих ночей, борясь с этой идеей, пытаясь примириться с человеком, которого знал, но не был уверен, что ему это удалось.
– Значит, в этом все и дело, – пробормотал Макс.
Тони посмотрел на папку. Странно думать, что он боится не справиться с ответственностью, которую несли отец и брат, чтобы обнаружить, что отец тоже не справился.
– Я нашел это письмо только потому, что искал документы для продажи поместья.
Брови Макса взлетели вверх.
– Вы продаете Уишклифф?
– Я собирался, но передумал. Ты захотел бы купить его, если бы я продал?
– Вряд ли. У меня свои деловые интересы. Как и у тебя. Я правильно понял? То, что мой отец не признавал меня при жизни, не означает, что я не знал, кто он, или что я не присматривал за семьей.
Тони удивился: интересно, почему? Ведь на месте Макса он поступил бы так же.
– Если ты знаком с поместьем, то в курсе, что у нас много владений. Больше, чем мы можем использовать в полной мере. – Тони передал Максу папку, которую держал в руке. – Это особняк напротив Уишклиффа, за деревней Уэллс‑он‑Уотер. Раньше это был дом первого сына и наследника поместья, к нему прилагается титул. Барнаби настаивал, чтобы я принял его, когда он станет виконтом, но я отказался. Мой наследник не будет нуждаться в собственном доме, я бы хотел, чтобы он был твоим.
Макс изучал содержимое папки.
– Понимаешь, если бы хотел, я бы купил собственный особняк.
Однако Тони предлагал ему принятие. Законность. Семью. Даже если в эти дни она состояла только из него.
Макс закрыл папку.
– Я подумаю об этом.
Тони кивнул и собрался было уходить, но остановился.
– Что бы ты ни решил, я надеюсь, мы сможем оставаться на связи. Недавно я уже потерял одного брата.
– Думаю, мы справимся с этим, – ответил Макс.
Они снова пожали руки, и Тони откланялся, а когда подошел к двери, Макс позвал его обратно.
– Что именно заставило тебя передумать? Я о продаже поместья.
«Отэм».
И не только она. Да, она помогла увидеть то, что ему понравилось в Уишклиффе, представить будущее. Но в его голове это будущее теперь включало ее.
В тот день, когда она уехала, он хотел сразу продать дом, не в состоянии представить, что останется там без нее. Но потом успокоился, начал мыслить более рационально. И понял, что слова, которые он сказал ей, были правдой.
Он боялся брать на себя ответственность за поместье, опасался, что не сможет соответствовать своим предшественникам, отцу и брату. Открытие того, что отец не был настолько благороден и безупречен, как он представлял, помогло Тони преодолеть страх перед несовершенством.
Он боялся, что Уишклифф возьмет больше, чем он сможет дать, и это преждевременно сведет его в могилу, как отца и брата.
Но теперь он понял, что страх – не причина отказываться от того, что по‑настоящему имеет значение.
Отэм ушла, испугавшись, что ее бросят, и работала на опережение. Ему потребовалось много бессонных ночей, чтобы осознать это.
– Я опасался взвалить на себя бремя поместья, деревни и всего, что с этим связано. Думал, что отказаться от жизни, которую я выстроил для себя вдали от Уишклиффа, равносильно принесенной жертве. Но потом вернулся домой. И увидел, что все, что отдавал Уишклиффу, он возвращал мне в десятикратном размере. И я понял, что это не только моя ответственность или долг, как отец говорил Барнаби. Это мой дом и моя честь. Я не хочу отказываться от него.
Он пожал плечами, довольный тем, что нашел ответ, в котором вообще не упоминалась Отэм.