– Это вот, Тайфун. Взял второе место на скачках в Орле, а в Петерурге был четвёртым. Вот это, Терция, лучшая племенная кобыла, уже принесла четырёх жеребят.
– Потрясающе, Терентий Михайлович. А что это за картины, смотрю- ведь старые очень!
Видно было, что хозяин просто польщён. И подвёл гостя ближе.
– Так это сам Пётр Фомич Ротарёв и Елизавета Ивановна, жена его. Пётр был воеводой при Ромодановском, ходил на Чигирин, с турками бился. Там ранен был, и жена его вылечила. Да за это наши крестьяне её ведьмой нарекли. Ну, это уж враки. Да, – и он разулыбался, – мне это все разузнал покойный Егоров Юрий Петрович, фельдшер наш. Вот какой он краевед был! Раньше я думал, картины старые, а чьи- да Бог их знает. А Юрий Петрович прочёл надпись. Вот, на старославянском, – и показал на красные, еле заметные буквы.
Стабров смотрел на героев старых легенд. Елизавета оказалась, судя по портрету- красивой женщиной, а не страшной ведьмой. Внизу, у ноги женщины, были нарисованы красной краской и две приметные буквы. Это пометил Стабров в своем блокноте.
Ну а Пётр Фомич больше на гусаров походил, каких он видел в Петербурге – усатый, но безбородый, в кафтане, расшитом шнурами, и богатой шапке.
– И часто к вам приходил Егоров? Я почему спрашиваю. Теперь я на службе, по полицейской части.
Ротарёв посмотрел на гостя, и словно решив для себя нечто, кивнул.
– Пару раз в неделю за ним посылал. Наилучший собеседник. Умный да начитанный. Да с ним часто говорил и конюх мой, Родион Еропкин.
– Вы знали, что у фельдшера сердце больное?
– Да откуда! И Родька утверждал, что Юрий Петрович здоровее здорового.
– Могу ли я и с Родионом Еропкиным переговорить?
– Почему бы и нет? Надо, значит надо.
Терентий Михайлович провел Стабров к конюшне. Около неё подметал землю мужчина в кафтане и картузе. Он недоверчиво глянул на незнакомца.
Родион Еропкин
Лицо человека было усталым и вымученным. А под правым глазом расцвёл синяк, от слова очень синий. При нем было и много туесков, которые он видно плел для удовольствия.
– Родион, это к тебе. Полицейский, Сергей Петрович. Ну, я пойду, не стану мешать, – распорядился Ротарёв.
Конюх в лице не изменился, аккуратно прислонил метёлку к стене из красного кирпича.
– Надолго не задержу. Вы были знакомы с Юрием Петровичем Егоровым, фельдшером?
– Да. Часто общались. И санитара Опочкина знаю. Но в приятелях у меня Павел Остапович Конашеев.
– В день смерти Егорова вы с ним виделись?
В ответ конюх на секунду задумался, а затем отрицательно помотал головой, словно усталая лошадь.
– Вы, я смотрю, не в настроении. Болеете? – пытался разговорить полицейский.
– Нет. Плохо, что хороший человек умер. Да и людям нужен был. А так не знаю ничего! – вскинулся конюх, и принялся опять за свои труды.
Стабров не стал настаивать. Но, было видно, что человек знает больше, чем говорит.
Визит Чудакова
Уже попили вечерний чай, и Сергей Петрович на веранде был наедине со своей сигарой. Надо было обдумать, что происходит в этом чудном деле. Взлом квартиры покойного фельдшера, обрывок обгорелого письма, а теперь и странная смерть Мачулина. Ничего не складывалось в общую картину, налицо был только ряд разрозненных фактов.
Надо было освободить голову, что бы все элементы мозаики легли словно книги на полочке. Он любил пешие прогулки в такие минуты, но и просто посидеть на веранде было неплохо. Вид отсюда открывался прекраснейший. Было приятно любоваться местными красотами, садом усадьбы, цветами на клумбах.
Но тут раздался грохот копыт, и во двор влетела коляска с сидевшим в ней Чудаковым и дамой в светлом платье и лёгкой шляпкой на голове.
– Сергей Петрович! – поздоровался Яков Прохорович и криво улыбнулся.
Прохор взял лошадь коляску под уздцы, гость вылез сам из повозки, помог даме, поддерживая её за правую руку. Морской офицер был слегка удивлен спутнице купца. Это была не кто иная, как Прасковья Аброськина, да в таком прекрасном наряде. Впрочем, он вежливо поклонился, двумя пальцами коснувшись фуражки. Чудаков же поздоровался, но так неловко, и его котелок чуть не выпал из руки, видно, что был взволнован. Яков Прохорович спрятал руки за спиной, и искательно смотрел на полицейского чиновника, ждал пока скажет хозяин дома. Стабров немало повидал людей, и видел, что купец даже не в волнении, а чем то напуган, и очень серьезно.
– Очень рад, Яков Прохорович! Чем обязан?
– Простите за время визита…
– Отчего же? Я опять на службе. Располагайте моим временем.
– Дело в следующем… Сегодня, возвратившись с раскопок в лагерь, я обнаружил, что похищены дневники с записями пропавшего Вадима Григорьевича. Поскольку я общался с Прасковьей Савельевной, она обратилась ко мне с просьбой помочь. В её дом, пока она была на службе в церкви, вошли неизвестные, и просто всё перевернули. Деньги, что странно, не пропали.
– Всё прямо одно к одному. А вы не видели злоумышленников? Недалеко от вашего лагеря? Ну, может быть, крутились люди рядом. Рыбаки, может быть, охотники. Что- то заметили?