Свадьба в деревушке

– …То это их убьет, – закончил за нее Дэвид. – Я помню, ты это говорила. Но женщины так любят новорожденных крошек! Еще не встречал ни одной женщины, которая бы не расчувствовалась при виде младенца!

– Ты не видел ни одной женщины, которая не делала бы вид, что расчувствовалась при виде младенца, – поправила его Александра. – Любить детей не каждому дано. От них много шума, и они постоянно мочат пеленки и пачкают одежду. И в тех нескольких случаях, когда мне давали подержать их на руках, я просто не знала, что с ними делать! – Она виновато улыбнулась Лиззи. – Но с твоим ребенком, Лиззи, я приложу все старания, чтобы мы друг другу понравились. Это же будет совсем другое! Это будет наш общий ребенок! Как Кловер – наша общая собака.

– Спасибо тебе, – слабо улыбнулась Лиззи, не будучи уверена, что ребенок и собака – это одно и то же.

Следующие пару недель – в ожидании того дня, когда она сможет наконец позвонить в приемную врача и узнать результаты теста на беременность, – Лиззи старалась поплотнее себя занять.

Она чинила какие-то старинные льняные простыни для Дэвида – разрезая их вдоль и сшивая внешние края, чтобы он мог продать их потом на рынке. Помогала Мэгги готовить крохотные канапе, разрезая пополам виноградины, намазывая на галеты творожный крем (в чем она особенно преуспела) и делая разную другую мелкую рутинную работу, требующуюся для кейтерингового бизнеса ее босса. Очевидно, за эти миниатюрные закуски можно было выручить большие деньги. Но, как бы Лиззи ни пыталась отвлечься, ничто не помогало. Чем бы ни были заняты ее руки, в мозгу все равно постоянно прокручивались одни и те же мысли.

За день до того, как должны были прийти результаты анализа, в дверь позвонили. Поскольку Лиззи была дома одна, она решила сделать вид, что не слышит, но звонки упорно продолжались, пока она не сдалась и не пошла открывать. Девушка поднялась с кухни к парадной двери, с ужасом думая, что там может оказаться Хьюго.

Однако у порога стояли ее родители.

– Собирай вещи, Элизабет, – сказал отец. – Ты поедешь с нами.

Лиззи позволили написать друзьям записку, чтобы те не подумали, будто ее похитили, однако на сборы ей много времени не дали, а поскорее вывели из дома и усадили в машину. Сидя на заднем сиденье, Лиззи кусала губы, переплетала пальцы, сжимала кулаки, отчаянно пытаясь не разреветься. Родители почти ни слова не говорили ни друг другу, ни ей. Но, как бы немногословны они ни были, не было ни малейших сомнений, что они обнаружили результаты ее анализа, и это, в свою очередь, означало, что он положительный.

Однако стоило им зайти в дом, как родители перестали сдерживаться.

– Элизабет! – едва не с криком напустился на нее отец. – Как ты могла так с нами поступить?!

– После всего, что мы для тебя сделали! – подхватила мать. – Ты всегда была нашей горячо любимой единственной доченькой! И вот как ты нас отблагодарила?!

Лиззи прошла в гостиную и села на диван, переводя взгляд с одного родителя на другого. Ей требовалось хорошо обдумать, что сказать. И у нее имелось на это время – даже много времени, пока ей вообще дадут хотя бы вставить слово. Вот только что она может им сказать? Единственное – спросить, откуда они обо всем узнали.

Но, как оказалось, внезапно забеременеть было совсем не то, что упустить последний автобус или явиться домой непозволительно поздно. Мать с отцом внезапно умолкли и уставились на нее, ожидая, что она ответит.

– Мне ужасно жаль, – сказала Лиззи. – И видит бог, я не хотела, чтобы такое случилось.

– А еще ты не хотела, чтобы об этом узнали мы, – прорычал отец.

– Я собиралась сама вам все рассказать, – с достоинством ответила Лиззи. – Я так понимаю, доктор Шарп вам сообщил?

– Да, доктор Шарп нам сообщил, – кивнула мать. – Только представь это унижение, этот непередаваемый стыд, когда столь уважаемый член общества вдруг сообщает тебе, что твоя дочь мало чем отличается от тех женщин, которые… которые… ничуть не лучше, – путано закончила она.

– Я считаю, ему не следовало вам об этом говорить! Разве это не противоречит клятве Гиппократа? – строго спросила Лиззи, у которой всплыл в голове давний урок истории.

– Ох, не надо городить чушь! – резко сказал отец. – Ты пока несовершеннолетняя. А он – семейный врач. И это его долг – все нам сообщать.

Лиззи нервно сглотнула. Неужели отец прав? Или он это говорит из каких-то своих соображений?

– Мы никогда больше не сможем ходить в этом городе с гордо поднятой головой! – запричитала мать. – Мы так всегда гордились тобой! А теперь – посмотри, что ты натворила! Ты покрыла нашу семью позором – вот что ты сделала! Неужели у тебя нет никакого чувства долга по отношению к твоим родителям?!

– Это вышло случайно, мама! – в сердцах воскликнула Лиззи, едва сдерживая слезы.

– Тебе следовало быть более осторожной! – продолжала отчитывать ее мать так, будто Лиззи разбила дорогую вазу, вытирая пыль. – То есть тебе в первую очередь вообще никак не полагалось это делать!