– Родинка? – улыбнулся он.
– Она, – ответила Марго и прижалась к бывшему мужу.
– Она тебя так волновала. Сколько я тебя помню… Ты как поживаешь?
– Хорошо.
– Я рад. Действительно рад. Ты изменилась. Ты стала еще красивее.
– Глупый. Нам лет-то сколько?
– При чем тут это?! – искренне удивился Петр, а сам подумал: «Да ей от силы сорок лет дашь! А то и меньше!»
– Не скажи.
– Поверь, ты – шикарная женщина! А духи у тебя те же. Никогда не знал, как они называются, но я их помню.
– Я пользуюсь только ими. Они мне напоминают, как хорошо мы с тобой жили, – просто ответила Маргарита.
Ласточкина бросило в жар. Ему показалось, что в его жизни ничего не происходило, что не было этих лет в разлуке. И вообще не было ничего – ни Авериной, ни развода, ни этой неуютной и вечно тесной «однушки», в которой жизнь его текла так, что и привычками он не обзавелся за эти пятнадцать лет. А вот тогда, в том доме, с ней, Маргаритой, и маленьким Костей – там был целый мир. Их мир, его мир! И сейчас повеяло тем воздухом.
– Проводи меня. На нас смотрят, – дернула его за рукав Маргарита Яновна, и Ласточкин очнулся.
Музыка смолкла, танцующие вернулись за стол, бразды правления опять оказались в руках тамады. «Внимание-внимание!» – прокричал он, и фортиссимо[4] зазвучала главная тема – тема счастья, плодородия и долголетия. И гости опять соревновались в эпитетах и пожеланиях, в подарках и намеках. Молодые, разумно веселые, словно сговорившиеся, только теперь тайно от своих сговорившихся родителей, наслаждались едой, вином и поздравлениями. Собравшиеся шумели, иногда что-то выкрикивали, и тогда опять поверх этих звуков гремел голос тамады:
– Внимание-внимание!
И всем казалось, что они очутились на перроне вокзала.
Ласточкин сидел подле Авериной, что-то машинально говорил, передавал угощение, о чем-то спрашивал, но ничего не слышал. Он был весь в прошлом. Это прошлое сидело подле Зои Ивановны и бросало на него милые смущенные взгляды. Ласточкин терялся от этой откровенности бывшей жены. Он вспоминал эти движения рук – подчеркнуто грациозные. Он видел этот разворот плеч – так Маргарита сидела на своем месте в оркестре, и глаз нельзя было отвести от фигуры. Ласточкин видел, как она взяла бокал – опять знакомый жест. Бокал Маргарита всегда держала всей ладонью, нежно сжав пальцы. Так держат воробья, готового улететь. «Может, я выпил слишком много? Может, мне все это чудится?» – спросил себя Ласточкин и тут же встретился глазами с Маргаритой. В ее глазах был вопрос, на губах улыбка, а зале опять заиграла музыка. Ласточкин кинулся к бывшей жене.
– Приглашаю, – выпалил он ей, а изумленной Зое Ивановне пояснил. – Мы ведь сто лет не танцевали!
О чем они говорил на этот раз? Ласточкин не помнил. Только Маргарита вдруг в конце танца сказала ему:
– Ты должен обязательно приехать к нам. Мне очень приятно будет.
– Я приеду, конечно, приеду! – заторопился Ласточкин с ответом.
– Я тебе ключи от дома дам. Прямо сегодня. Ну, вдруг я задержусь. Чтобы ты не ждал.
– Если ты считаешь нужным, – деликатно отреагировал Ласточкин.
В груди его что-то екнуло. Он перевел дух и продолжил:
– Ты такая… Ты родная и незнакомая одновременно! Ты – загадка.
Маргарита ничего не ответила, только сжала его руку.
… – Петр, ты бы поел, – сказал Аверина, когда Ласточкин вернулся за стол.
– Не хочу, – отмахнулся он, но тут же спохватился: – Я что-то так перенервничал за эти дни. Просто нет аппетита.
– Жаль, очень вкусные салаты, – ровно произнесла Аверина. Она все так же прочно и спокойно сидела на стуле, словно и не прошло четырех часов. Ласточкин положил себе для вида колбасы и, не удержавшись, посмотрел в сторону Маргариты. Та с готовностью, еле заметно кивнула ему. Ласточкин покраснел, закашлялся, скосил глаза на Аверину. Та невозмутимо жевала мясо.
– Что-то очень жарко, – пробормотал Ласточкин, – надо проветриться.
– Осторожней, не простудись, – Аверина кивнула в сторону раскрытого окна.
– А я на улицу выйду. Тут как раз сквозняк, а на улице ровная прохлада, – громко ответил Ласточкин. Он понял, что Марго его услышала. «Интересно, выйдет она за мной? Или нет? Если выйдет, то…» – Ласточкин не додумал. Он уже вышел из зала и наблюдал, как бывшая жена что-то объясняет гостям, потом она встала, прошла вдоль столов, с кем-то заговорила, с кем-то посмеялась и в конце концов оказалась близко к дверям. Ласточкин следил за ней и думал: «А ведь это все ради меня! Вот, все это! И платье, и прическа, и эти туфли на высоком каблуке. А серьги?! Огромные! Она же терпеть не могла сережки – и не носила. Ради меня она сегодня такая. Нет, конечно, свадьба Костика все-таки. Но как она на меня смотрит! Какие у нее глаза! Столько лет прошло – и она наконец простила. Опять же ради Костика, может быть. Или ради нас с ней? Она пригласила меня. Как же я хочу вернуться в нашу квартиру! Столько лет жил и даже не понимал, как мне все это нужно!»
Ласточкин очнулся, когда его окликнула Маргарита.
– Сбежал?
– Мы оба сбежали, тебе не кажется? – Ласточкин взял ее за руку.
– Я так счастлива сегодня, – сказала Маргарита.