Свадебное путешествие

Ты что, тоже едешь? — спросил он.— А вот угадай, куда еду я! — И он

поднял с земли кожаный чемодан, гармонировавший с его светлым плащом и элегантным

галстуком. Он взял меня под руку.— Проводи меня вагона. Я еду в Геную.

—

Но я спешу.

—

А оттуда в Китай.

—

Не может быть!

—

Ну вот и ты тоже! А почему бы и нет? Что тут особенного? Заладили все

одно и то же, нет чтобы пожелать мне счастливого пути: ведь я могу и не вернуться!

Значит, и ты такая же баба, как все!

—

Но чем ты занимаешься?

—

Я же говорю, еду в Китай. Проводи меня.

—

Да нет, я не могу. Спешу.

—

Ну тогда пойдем, выпьем кофе. Ведь ты последний, с кем я прощаюсь.

Мы выпили у стойки на вокзале по чашке кофе, и неугомонный Маладжиджи

сбивчиво рассказал мне о своей жизни. Он не женат. У него был чудный ребенок, и он

умер. Он бросил школу вскоре после меня, так и не закончив ее. Однажды во время

переэкзаменовки он вспоминал обо мне. Его настоящей школой была борьба за

существование. А сейчас разные фирмы просто рвут его на части. Он знает четыре языка.

И вот его отправляют в Китай.

Сославшись на то, что я спешу, хотя это была неправда, потрясенный и

уничтоженный, я наконец отделался от него. Я пришел домой, еще взволнованный

встречей, в голове у меня царила сумятица, мысли обращались то к моей бесцветной

юности, то к дерзкой необычайности этой судьбы. Не то чтобы я завидовал ему или он мне

так уж понравился, нет, но меня почему-то мучил неожиданный контраст нашего общего

бесцветного прошлого и его яркой и необычной теперешней жизни, кусок которой мне

мельком пришлось увидеть.

Дома никого не было, потому что Чилия теперь часто уходила работать к соседке. И

я сидел и думал один, в темной комнате, слабо освещенной синим язычком газовой

горелки, на которой спокойно кипела кастрюля.

5

Много вечеров провел я вот так, в одиночестве, кружа по комнате или бросаясь на

кровать, весь во власти оглушающего молчания пустоты, которая постепенно смягчалась

мягкой мглой вползавших в комнату сумерек. Далекие и близкие шумы города - крики

детей, грохот улиц, птичьи голоса — до меня едва доносились. Чилия быстро заметила,

что, придя домой, я не обращаю внимание на ее отсутствие, и теперь, не бросая шитья,

при звуке моих шагов она высовывалась из дверей Амалии и окликала меня. Тогда я

заходил туда с безразличным видом, перекидывался с ними двумя-тремя фразами и

однажды всерьез спросил у Амалии, почему она перестала к нам заходить; ведь у нас было

гораздо светлее! Амалия ничего не ответила, а Чилия отвела глаза и покраснела.

Однажды ночью, желая ее чем-то развлечь, я рассказал ей о Маладжиджи, и она

смеялась счастливым смехом, слушая мои описания этой странной личности. Но я тут же

вслух позавидовал ему: он-то добился удачи, уехал в Китай.

—

Мне бы тоже хотелось, — вздохнула Чилия, — так бы хотелось, чтобы и мы

с тобой поехали в Китай.

Я усмехнулся:

—

Разве только на фотографии, которую мы пошлем Маладжиджи!

—

А нам разве не нужна фотография? — сказала Чилия.

— Джорджо, ведь мы ни разу вместе не сфотографировались!

—

Чего ради бросать деньги на ветер!

—

Ну, пожалуйста, давай сфотографируемся!

—

Но мы же и так все время вместе: и днем, и ночью. И потом, я не люблю

фотографий.

—

Мы поженились, и у нас не останется на будущее никакой памяти! Давай

сделаем хоть одну фотографию!

Я ничего не ответил.

—

И это будет недорого. Плачу я.

—

Фотографируйся с Амалией, если тебе так хочется.

На другое утро Чилия лежала, повернувшись к стене, спутанные волосы падали ей

на глаза, и она не смотрела в мою сторону. Я хотел приласкать ее, но, заметив

сопротивление, разозлился и встал. Встала и Чилия и, умывшись, подала мне кофе, не

глядя на меня, все с той же спокойной настороженностью. Я ушел, не сказав ни слова.

Вернулся я через час.

—

Сколько у нас на книжке? — спросил я.

Чилия удивленно на меня посмотрела. Она сидела за столом, и лицо у нее было

растерянное.

—

Я не знаю. Ведь она у тебя. Наверное, лир триста.

—

Триста и пятнадцать и еще шестьдесят. Вот они.— Я положил пакет на стол.

— Трать их как хочешь. Давай повеселимся. Они твои.

Чилия поднялась и подошла ко мне.

—

Зачем это, Джорджо?

—

Затем, что я был дурак. Слушай, не хочу я об этом говорить. Если денег так

мало, стоит ли их считать? Ты еще хочешь фотографироваться?

—

Джорджо, но я хочу, чтобы и ты был доволен.

—

Я доволен.

—

Я так тебя люблю.

—

И я. — Я взял ее за руку, сел и посадил Чилию к себе на колени.— Положи

сюда голову,— Я говорил ласковым шепотом, и она молча прижалась лицом к моему лицу.

— Когда мы едем?

—

Все равно, когда хочешь,— прошептала она.

—

Тогда слушай, — я погладил ее по голове и улыбнулся. Чилия, вздрогнув,

прижалась к моей груди и поцеловала меня. — Маленькая, давай-ка подумаем. У нас есть

триста лир. Давай плюнем на все и совершим, наконец, маленькое путешествие. Но прямо

сейчас. Сию минуту. Если мы долго будем размышлять, мы раздумаем. И никому не

говори, даже Амалии. Ведь это всего на один день. Это будет свадебное путешествие,

которого в свое время у нас не было.

—

Джорджо, а почему ты тогда не захотел? Ты говорил тогда, что это глупости.

—

Да, но это-то ведь будет не настоящее свадебное путешествие. Сейчас мы