— Когда долго смотришь на костёр, — сказала она, обнимая руками колени, согнутые у самого её подбородка, — можно придумать свою сказку и увидеть её в костре. Правда, Веня?
— Правда.
Можно увидеть и услышать всё, что хочешь, думал Веня. Нужно только очень хотеть. И думать о ней нужно. И чего бы там ни говорили учёные о телепатии, она всё равно существует. Сидишь вот так где-нибудь у костра у чёрта на куличках и думаешь.
«Салют, Валюня!»
А она думает, отвечая:
«Здравствуй. Устал? Соскучился?»
«Да нет, — думаешь, — не устал. Соскучился только».
«Я тоже».
«А почему ты такая красивая?»
«Так я же на почте работаю».
«А старший прораб Руслан тебе нравится?»
«Нет, — думает она для тебя. — Ты же знаешь об этом».
«Как у тебя с планом?»
«Всё хорошо. Продала десять тысяч марок и приняла восемьсот телеграмм».
Нет, что-то не так. К чему тогда марки и телеграммы? Почты, как и телефоны, будут на замках. Люди будут просто думать. А как же быть с теми, кто подслушивает чужие мысли? Сидит какой-нибудь делец при науке и записывает мысли своего коллеги. Не годится. Или те мысли, которые потеряются, или те, которые не найдут адреса. Для этого будет нужна почта, для координации мыслей.
Веня снова заиграл на губной гармошке, очень довольный тем, что нашёл для почты работу этак-так через полсотни лет.
К ним подошёл бородатый и устало спросил:
— Дети, вы куда дели мою карту?
— Она в журнале. Ты её сам туда положил, — ответила Лена. Она сидела в прежней позе, обняв руками колени, и смотрела на огонь.
— Пошли спать. Хватит грезить о любви, — сказал Женя.
— Мы звёзд ждём, — Веня оторвался от гармошки и поднял глаза на Евгения. — Можешь составить компанию, если хочешь пойти по звёзды.
— С лукошком? — серьёзно спросил Женя.
— Форма одежды по выбору, — сказал Веня и снова заиграл на гармошке.
— Ты не хочешь кушать? — спросила бородатого Лена.
— Спасибо, я сыт. Я думаю, что здесь где-то рядом есть совхоз или колхоз. Точно, помню, — отозвался Женя и присел к огню.
Он взял Ленину руку и спросил её:
— Хочешь, погадаю?
Веня незаметно поднялся и ушёл в палатку.
Он зажёг фонарик и сразу увидел карту, которую искал Женя. Она лежала на одеяле, и он, верно, долго изучал её. Он же за старшего у них.
Костёр был совсем рядом с палаткой, и к Вене доносился тихий шёпот.
— Я люблю тебя, Ленка. Слышишь? Давно… когда мы ещё с тобой бегали в школу. Помнишь, я закрывал тебя на ключ, чтобы ты опоздала в школу, и ждал тебя за дверью, ждал, когда ты начнёшь стучаться. А ты убегала на уроки через окно. И потом. Всегда.
— Тише, — ответил голос девушки, — Веня услышит.
— Пусть слышит. Он и так знает всё. Я люблю тебя.
Стало тихо. Только шелестели листья деревьев.
— Почему ты молчишь? — спросил голос Жени.
— Я слушаю тебя. Ты никогда мне об этом не говорил. Только, мне кажется, об этом не нужно кричать и громко говорить.
— Я могу говорить громко. Я хочу кричать, — упрямо ответил Женя. — Я имею на это право.
— Когда получается плохая кинокартина, её рекламируют, как могут. Я против афиш.
— Лучшая реклама фильма — дети до шестнадцати лет не допускаются, — медленно ответил бородатый. — А мы с тобой уже вышли из этого возраста. И ты знаешь, Лена, ещё вчера я чувствовал себя чем-то вроде пластинки, да, да, на которой записана только одна песня. А вот сегодня эта пластинка разбилась. И мне как-то легко. У меня теперь много песен. И все эти песни про тебя.
Стало тихо. Сквозь палатку было видно неясное пятно, костра. О полог палатки уныло бился слабый ветер.
— Пойдём походим? — спросил голос Жени.
— Пойдём, — согласилась Лена.
Венька улыбнулся и с головой накрылся тонким одеялом. От него пахло сухарями.
Всё идёт совсем хорошо, подумал Веня. И Женька, честное слово, славный малый, когда он не корчит из себя Иисуса Христа.
Неожиданно ему почудилось, что над тайгой закричали дикие лебеди. Веньке даже показалось, что он услышал взмах крыльев. И лебединый крик звенел, как далёкий звон колоколов. Веня привстал и прислушался. Было тихо, только шелестели листья.
Гулко упала на палатку шишка. Выходит, ему действительно почудилось.
Спал Веня крепко и спокойно, и сны к нему не являлись. Утром он проснулся позже всех.
Он немного понежился под тонким одеялом и, вылезая наружу, сказал:
— Я проспал. Не сердитесь, таёжные люди.
Небо было совсем не осенним, не ноябрьским. Оно проступало сквозь верхушки сосен и кедров неровными голубыми квадратами. В одном из таких квадратов Веня заметил тонкую белую полоску, оставленную реактивным самолётом.
Ни Жени, ни Лены он не увидел.
Костёр догорал, а их нигде не было видно.
Веня присел у потухающего огня и стал слушать мелодичный звон капель, опадающих с деревьев. Ночью, верно, тоже прошёл короткий дождь. Некоторые капли падали в тлеющий костёр и, негромко вскрикнув, испарялись.
Веня вздохнул и посмотрел на появившегося из палатки второго Калашникова. Парень завязывал на белой сорочке чёрный галстук и смотрел на Веню.
— Они ушли? — спросил Веня.