Свадебный бунт

Молодой малый с своим подложным видом изъездил немало городов, побывал и на Волге, везде кое-как перебиваясь, нанимаясь, то работником, то приказчиком к боярам и купцам. Прошло года три, и мысль об отомщении была давно уже забыта им, бунтовщицкая грамотка коломенского дяди была давным-давно заброшена в речку, и на уме у молодца явилось совсем иное желание: пристроиться где-нибудь и зажить мирно и счастливо.

Будучи на Волге, не раз попадал он с купцами и товарами в руки разбойников. Хозяина его, конечно, вешали или топили, сам же он в числе других приказчиков и батраков оставался всегда цел, так как, по обычаю, им всегда предлагали идти в шайку, гулять на свободе с топором или ножем, а в случае отказа отпускали на все четыре стороны. Барчуков только раз почему-то соблазнился и чуть не сделался разбойником; но две недели пребывания в шайке убедили его, что эта жизнь не по нем, и он бросил нового чудного своего хозяина, воровского атамана.

И после этого более чем когда-либо начал Барчуков мечтать кончить свое мытарство «наймита» по городам и весям и устроиться так или иначе.

С год назад Степан явился в Астрахань и нанялся опять таки батраком в ватагу купца, торговца рыбой, богатого человека, но очень глупого. С этого нового места Барчуков уходить уже не собирался. Напротив, ему казалось, что судьба давно толкала его все странствовать, чтобы в конце концов привести в Астрахань, к этому купцу Климу Ананьеву.

Приходилось теперь своим разумом и ловкостью только довершить то, что давалось в руки и что было просто и трудно в одно и то же время.

Из батраков в ватаге купца для поездок на кораблях по Волге и по Каспию он сумел попасть в приказчики, в доверенные люди Ананьева. Вскоре он заправлял всеми делами глуповатого рыботорговца.

Но слепая судьба толкнула его лезть в зятья этого купца, в мужья его единственной дочери и наследницы, красивой Варюши. И порешил было Барчуков поступить прямо и смело, да видно перехитрил, и все пошло прахом.

Барчуков, влюбленный в молодую Ананьеву и любимый ею, сознался сразу хозяину, что он не Пров Куликов, крестьянин Коломенского уезда, как гласит его подложный вид, а стрелецкий сын Степан Барчуков, которого вся родня московская бывали пятидесятниками и сотниками в царском стрелецком войске. Одновременно Степан послал и сваху к хозяину. Купец Ананьев выгнал из дома «бесписьменного» стрелецкого сына и тотчас донес на него в воеводское правление. Призванный туда, Барчуков напрасно объяснялся, винился и просил прощения.

Так как вины отца, брата и дяди его, казни стрельцов и все это государское дело было почти забыто, то теперь он действительно мог, не боясь, явиться в Москву и выправить себе законное письмо. Но воевода всему этому хотя и поверил, однако решил, чтобы Барчуков отправился сам в Москву справлять этот вид, а с подложным видом в Астрахани не оставался ни единого дня. И через несколько часов прямо от воеводы молодец очутился пешком в степи за несколько верст от Астрахани в числе других вольных и невольных странников, выехавших или выгнанных из города.

На счастье Барчукова, у него были скоплены деньги, к тому же прежние скитания его в течение нескольких лет по России, конечно, сделали из него сметливого парня. Он был уже малый не промах, далеко не таков, каким явился когда-то к родственнику, в Коломну.

Степан злился на себя, как мог так неосторожно и глупо поступить, с маху признавшись Ананьеву и посватавшись за его дочь. Поклявшись исправить свою ошибку, он взялся за свое дело горячо. В первом же посаде он тотчас купил себе лошадь, а чрез две недели уже хлопотал в Царицыне. Умные люди послали молодца далее в Саратов. Здесь, пробыв у хорошо известного в городе раскольника целый месяц, как у Христа за пазухой, он справил все. Заплатив, по его совету, десять рублей одному подьячему, Барчуков, счастливый и гордый, выехал обратно из Саратова с видом в кармане, справленным якобы в самой столице, и в нем числился московским стрелецким сыном Степаном Барчуковым.

Однако, приходилось поневоле где-нибудь по дороге прожить еще месяц, чтобы в Астрахани поверили его путешествию в Москву. А то уж очень скоро съездил!

Застряв добровольно по дороге, молодец явился снова в этой Астрахани, где ждала его встреча с любимой девушкой. Он дал себе теперь клятву или жениться на Варваре Ананьевой, или уходить к персидам, продаться басурманам, или хоть просто утопиться в Каспии.

Ловко обделать мудреное дело, чтобы купец согласился добровольно выдать за наймита свою дочь и породниться с обнищалым стрелецким сыном, — было, теперь его задачей, и немалой!..

— Авось, Бог даст! Только рук не покладай, только упрямься и все переупрямишь! — думал Степан, выйдя от воеводы и бодро шагая по знакомым улицам Астрахани.

VII

Астрахань еще недавно, всего-то лет полтораста назад, была столицей царя-нехристя, мирно правившего невеликим царством своим, веруя крепко в Аллаха и пророка его Магомета, бесстрастно полагаясь во всем и завсегда на предначертанную искони на небесах судьбу свою, ее же не преминешь и не избегнешь.