Свадебный бунт

А в книге небес сих было, знать, начертано царству татарскому быть сокрушенным другим царством — православным, Москве поработить Астрахань!

Столица этого мирного ханства стала теперь простым городом на окраине великого и могучего царства… Недалеко, рядом, соседи единоверцы еще держатся, еще борются за свое существование. с Белым царем. Крымский хан еще силен и дерзок. Великий падишах, султан, его не выдает, и грозные силы надвигаются порою из Босфора, чтобы заступить и оградить Бахчисарай и его Гирея от московцев и Белого царя.

Большой город невдалеке от богатыря Каспия, окруженный безотрадной песчаной равниной, голой, желтой и знойной — летом, голой, белой и ледяной — зимою, насчитывает себе уже сотни лет. А кругом него по кучам да россыпям песку или по глыбам да сугробам снега равно не живет и не движется ничто, равно мертва окрестность.

Редко-редко пройдут вереницей верблюды или татарские арбы проскрипят обозом, тихо, будто нехотя, выползая из ворот городских. Калмыки-обозники шагают молча, лениво, уныло, будто осужденные, будто высланы они из города сгинут на веки там, за краем этого горячего песчаного моря. А вослед за караваном стоит долго на безветрии близ дороги острый и едкий запах рыбы соленой и копченой… Не будь этого добра, не быть бы здесь и гнезду людскому — богатому торговому городу, не быть бы и караванам верблюдов и кораблям по обоим морям — песчаному и водяному.

Город Астрахань — совсем русский город, посреди него кремль с церквями и палатами. Митрополит с духовенством и воевода с подьячими живут в нем и правят всем краем, всем прежним татарским царством. Но есть в кремле и одна мечеть, еще уцелевшая от иных времен. А в городе несколько мечетей и много еще богатых дворов, где исповедуют Магомета.

Только за последние полста лет, все чаще и чаще целые семьи крестятся в православие, бросают мечети, ходят в русские церкви… Но дома, в обиходе все идет по старому, на прежний дедов и отцов лад. С православным людом перекрести сживаются легко, кумятся, роднятся… Да и мало различия между ними, потому что правоверный, приняв учение Христа, остался тот же в нравах и в привычках своих, в семье и в гостях, а православный, сокрушив татарина, будто принес и отстоял только веру Христову, а все остальное, свое, бросил, утерял, позабыл и все у нового побратима-татарина перенимает.

Да и много ли было ему что позабывать и терять? Давно ли те же астраханцы только под другим званьем и столько веков подряд приходили за данью к нему, на Москву, и на свой лад все гнули. Баскаки сказывали, ворочаясь к себе, в орду, что там, на Москве, живется «как дома».

И за эти полтораста лет, что сокрушилось Астраханское ханство, учение Христово и держава царя московского будто не принесли света в дикий край и не дали мира… Неверность астраханцев всегда тревожила Москву. Много иноземцев и инородцев стекалось сюда веки-вечные отвсюду, могли бы они смягчить «нравы звериные», занеся сюда хоть малую толику всесветного разума и людской «знаемости» всякой, а на деле этого не было и в помине. Только дикие вести да слухи заносились в город и расходились по обывательским домам из каравансераев или с базарных площадей. И не раз эти слухи рождали и смуты.

Астраханский край под державой Москвы был гнездом всякой «шатости народной и смущения государскаго», и из него уже как зараза шло «колебание умов» в соседние овруги и распространялось к Яику, на Дон, на Гребни, Запорожье. Иногда и до калмыцких улусов смута добиралась, и тамошние ханские порядки в «шатость приводила».

Теперь ходил слух, что государь и царь Петр Алексеевич, не любивший мирволить буянству и празднословию смутительному, пообещался уже в свободное от своих государских забот время прийти и разорить Астрахань, срыть, разнести и смести ее с лица земли, а рядом на самом Каспии новый город построить с басурманским прозвищем в честь любимца Меншикова — «Александерсбург»…

И астраханцы верили слуху, и ждали царя в гости для этого генерального разоренья.

Управители судеб российских на Москве со времен еще Грозного считали причиною частых смут на Каспийской окраине «звериные нравы», или дикость обитателей его, но в действительности не одна дикость, а многие другие невидимые двигатели колебали и подымали чернь православную и инородческую на всякие вероломные и разбойные дела.

В Астрахани сталкивались вместе запад и восток, христианство и ислам, а к ним в придачу и узаконенное идолопоклонство. И на этом рубеже двух враждебных миров мира быть не могло.

Хозяин и владыка края предполагался русский человек и православный — «русс» или «москов». А на деле он был задавлен тьмой-тьмущей всякой татарвы всех именований и исповеданий — от магометанина до брамина, от суннита до шиита, от идоло- и до огнепоклонника. Этой Москвою, распоряжавшейся здесь из-за тридевять земель, установился порядок диковинный, «ни такой, ни сякой». Эта повелительница, заправлявшая всем, казалась чудовищем, злом…