Свадебный бунт

— Здѣсь не на Москвѣ,- говорилъ Дашковъ митрополиту: — покосись крестъ на Иванѣ Великомъ или на Успенскомъ соборѣ, никто на это и вниманія не обратитъ. Дѣло простое, христіанскому вѣроученію не попрекъ, не знаменіе какое Божье или чудо предупредительное для грѣшныхъ людей, чтобы опамятовались и покаялись. И на Москвѣ народъ умница, это сейчасъ пойметъ. Здѣсь татарва густа, здѣсь, гляди, и не Русь. Здѣсь такое простое учиненіе стихій природы съ крестомъ соборнымъ можетъ привести умы въ опасное смятеніе.

И Георгій Дашковъ, уже знавшій всѣ напрасныя хлопоты митрополита о томъ, чтобы найти кровельщиковъ или какого искусника, предложилъ простое, и потому умное дѣло: объявить черезъ всѣхъ священниковъ въ храмахъ и черезъ воеводскихъ приказныхъ людей на всѣхъ базарахъ, по всѣмъ слободамъ, что управленіе митрополичьяго двора вызываетъ охотниковъ исправить крестъ и кровлю, заранѣе объявляя, что отважный искусникъ, который поставитъ крестъ на мѣсто, получитъ сто рублей.

— Сто рублей! — ахнулъ владыко, но, однако, тотчасъ же согласился.

И въ три дня вся Астрахань уже знала и толковала объ объявленіи митрополита.

— Сто рублей! — ахнула тоже вся Астрахань.

— Сто рублей! — ахнулъ даже воевода Ржевскій.

Дѣйствительно, сто рублей по времени были деньги не большія, а огромныя, — маленькое состояніе.

— Сто рублей! — думало днемъ, а то и ночью, въ безсонницу, много головъ отважныхъ, много молодцовъ-астраханцевъ, ища въ себѣ или уже чуя въ себѣ достаточно удали, чтобы отважиться на это похвальное, богоугодное, всѣмъ людямъ видимое, да къ тому же и выгодное дѣло.

— Сто рублей! — подумалъ про себя, покачивая головой, и тотъ молодецъ, который всегда брался за все и все исполнялъ толково и лихо, буянъ Лучка Партановъ. Разумѣется, молодецъ продумалъ недолго, отправился и объявилъ митрополиту, что берется поставить крестъ на мѣсто, а вмѣстѣ съ тѣмъ и исправить кровлю на колокольнѣ, такъ какъ онъ когда-то и этимъ мастерствомъ занимался.

Лучка только поставилъ условіемъ, чтобы, помимо награды въ сто рублей, ему отпустили необходимый матеріалъ для устройства затѣйливаго пути отъ колоколовъ до креста, на протяженіи двухъ съ половиной саженъ.

— Путь недальный, — сказалъ онъ митрополиту, усмѣхаясь: — отъ колоколовъ до креста-то сажени три, и тѣхъ нѣтъ. Путь идетъ снизу вверхъ, но коли оттуда продолжится нечаянно сверху да внизъ, такъ и ста рублей не придется получить. Развѣ контора духовная передастъ деньги въ соборъ, на поминъ души.

Митрополитъ, конечно, на все согласился, но послалъ отважнаго молодца къ Дашкову посовѣтоваться съ нимъ.

И два даровитыхъ человѣка, Дашковъ и Партановъ, придумали вмѣстѣ такой способъ влѣзть и исправить крестъ, что если и нужна была большая отвага, то не было особенной опасности. Въ крайнемъ случаѣ, Лучка, свернувшись на высотѣ нѣсколькихъ саженъ надъ землей, долженъ былъ повиснуть на воздухѣ и висѣть, пока не стащатъ его снова къ колоколамъ.

Разумѣется, вся Астрахань собралась смотрѣть, какъ отважный молодецъ лазилъ въ кресту, какъ тамъ стряпалъ и хлопоталъ. Когда крестъ качнулся, выпрямился и сталъ на мѣсто, гулъ народный огласилъ всю площадь и всѣ слободы. Въ этотъ день вся Астрахань узнала, кто таковъ Лукьянъ Партановъ и каковъ онъ собой лицомъ. Если бы теперь кто отозвался, что ему невѣдомо, кто таковъ Лучка, то прямо бы попалъ въ дураки и олухи.

— Только въ русскомъ народѣ выискиваются такіе молодцы, — разсудилъ Георгій Дашковъ и… ошибся.

За нѣсколько лѣтъ передъ тѣмъ, въ Астрахани жилъ аманатъ, или заложникъ, отъ киргизъ-кайсацваго хана въ обезпеченіе штрафного платежа за разгромъ въ степи русскаго каравана. Киргизскій аманатъ, по имени Дондукъ-Такій, прожилъ долго въ Астрахани. Хотя онъ былъ изъ ханскаго или княжескаго рода, но у отца его было очень много сыновей, а денегъ мало, и потому на родинѣ все собирались выкупать заложника.

Впрочемъ, въ Астрахани живало всегда изъ года въ годъ по нѣскольку аманатовъ отъ разныхъ инородцевъ. Ихъ не обижали, обращались хорошо, и имъ полагалось содержаніе и жалованіе изъ воеводскаго правленія. Нѣкоторые имѣли право на казенный счетъ держать при себѣ прислугу, иногда многочисленную, чуть не свиту.

Аманатовъ отпускали домой только послѣ аккуратной и полной уплаты «винныхъ» или штрафныхъ денегъ, что случалось обыкновенно черезъ два, три года послѣ залога молодца. Иногда допускался вымѣнъ аманата, но не иначе, какъ съ условіемъ, чтобы новый, вновь присланный взамѣнъ молодецъ былъ не «худороднѣе» и не «подлѣе» перваго, дабы отъ обмѣна не произошло ущерба государственнымъ интересамъ.