Свадебный бунт

Въ обществѣ многіе еще не знали навѣрное объ обѣщаніи могущественнаго Александра Даниловича Меншикова, но догадывались, что быть Пожарскому неминуемо воеводою астраханскимъ послѣ Ржевскаго. Нѣкоторыя лица въ обществѣ этому очень радовались, а нѣкоторые, кто былъ поумнѣе и подальновиднѣе, загодя тревожились, ибо соображали и доказывали, что дѣятельный и живой на подъемъ человѣкъ, полковникъ Никита Григорьевичъ, будетъ во сто кратъ хуже и «погубительнѣе» для города и всей округи безобиднаго отъ тучности и снолюбія Тимоѳея Ивановича. Ржевскій былъ добрякъ, тихъ, не завидущъ и не корыстенъ, а за полковникомъ водился уже теперь лихой грѣхъ. На его мѣстѣ въ должности коменданта этотъ грѣхъ былъ чуть замѣтенъ, и отъ него терпѣли немногіе. А стань Пожарскій воеводой и властителемъ всего богатаго края, то грѣшокъ изъ вершковаго станетъ саженнымъ. Какъ многіе и многіе правители, властные или «знатные» люди, полковникъ Никита Пожарскій былъ на деньги жаденъ, былъ лихоимцемъ изъ самыхъ отъявленныхъ. Теперь онъ тащилъ послѣдній алтынъ со всякаго, съ кого только по должности своей могъ тащить. Офицеры, ему подчиненные, не получали даже своего жалованья полностію, ибо у нихъ оттягивалъ полковникъ, что могъ. Даже въ деньгахъ на содержаніе и прокормленіе своей команды кремлевскій полковникъ урѣзывалъ, гдѣ, что и сколько могъ. За недолгое время, что Пожарскій былъ въ Астрахани, онъ уже успѣлъ скопить лишнюю тысячу. Сядь этотъ человѣкъ воеводой въ такомъ торговомъ краю, какъ Астрахань, гдѣ идетъ милліонный оборотъ товарамъ съ Европой и Азіей, гдѣ суда и караваны снуютъ вѣки вѣчные со всякимъ добромъ, а окрестность запружена промысломъ — рыбою! Стань этотъ человѣкъ правителемъ и судьей этого богатаго края! Получи онъ власть распоряжаться надъ инородцами, каравансераями, надъ учугами и ватажниками!

— Да что же это будетъ? — спрашивалъ умный человѣкъ Георгій Дашковъ у своихъ собесѣдниковъ и прибавлялъ шутя:

— Вѣдь это будетъ погромный ясырь.

«Погромный ясырь» — мѣстное выраженіе — немало смѣшило собесѣдниковъ Дашкова, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, и вѣрно опредѣдядо характеръ управленія краемъ будущаго воеводы астраханскаго.

Послѣ похода русскихъ войскъ на крымскаго хана или на калмыковъ и киргизовъ и погрома ихъ, весь край и городъ переполнялись всякой всячиной, дорогой и дешевой, въ полномъ изобиліи. Все, отъ глинянаго горшка и шкурки мѣха, до дорогой пистоли и булатнаго ятагана, отъ табуна коней до золотого ожерелья, отъ стада барановъ курдюковъ или верблюдовъ до сотенной толпы уведенныхъ въ плѣнъ женщинъ и дѣтей ради продажи за грошъ въ рабство, — весь этотъ награбленный движимый и живой товаръ носилъ общее названіе «погромнаго ясыря».

Умный монахъ вѣрно понялъ Пожарскаго. Хорошій кремлевскій полковникъ, дѣятельный, распорядительный и строгій, сдѣлался бы кровопійцей и людоѣдомъ ради своего ненасытнаго корыстолюбія, попавъ на мѣсто властителя всего богатаго края. Только однажды въ году тратился полковникъ, скрѣпя сердце, накупалъ всякихъ сластей, доставалъ изъ подваловъ и кладовыхъ разнаго вина и всякой провизіи… Это бывало въ день его рожденія.

— Сія есть неукоснительная должность всякаго человѣка праздновать день сей со своими благопріятелями и угощать своихъ добродѣевъ, — говорилъ Пожарскій, какъ бы оправдываясь предъ своей совѣстью скряги и смягчая чувство жалости ко всему гостями уничтоженному, безполезно съѣденному и зря вынитому.

— А потому собственно должно сей день праздновать, — разсуждалъ, вздыхая, Пожарскій:- что если бы ты, человѣкъ, не родился на свѣтъ Божій, то ничего бы и не пріобрѣлъ. Былъ бы неимущъ, ибо самъ не былъ бы.

Это философское разсужденіе собственнаго сочиненія скряга-хозяинъ буквально изъ году въ годъ повторялъ своимъ гостямъ, убѣдительно сзывая ихъ къ себѣ на пированіе. Теперь онъ то же самое объявилъ гостямъ, когда всѣ съѣхались.

Въ числѣ полсотни лицъ, прибывшихъ въ полковнику, находились, конечно, и всѣ власти. На почетномъ мѣстѣ сидѣлъ митрополитъ Сампсонъ, уже дряхлый старикъ, добродущный, слегка подслѣповатый, по природѣ глуповатый, но, тѣмъ не менѣе, въ пору зрѣлыхъ лѣтъ извѣстный своей плутоватостью. Говорили, что митрополитъ, будучи еще архимандритомъ, плутнями своими навлекъ на себя гнѣвъ даже тишавшаго царя Алексѣя Михайловича и былъ удаленъ съ царскихъ глазъ. Вслѣдъ за митрополитомъ верхомъ на пѣгенькой лашадкѣ пріѣхалъ недавній временный житель Астрахани, игуменъ Дашковъ, строитель новаго Троицкаго монастыря.