Свадебный бунт

Однако, на третій день по утру, поддьякъ Копыловъ снова явился на базаръ и прочелъ увѣщаніе жителямъ прекратить «колебаніе умовъ и пустопорожніе пересуды праздныхъ языковъ», грозя въ противномъ случаѣ, что власти «примутъ надлежащія къ истребленію сей противности мѣры».

Виновникомъ этого новаго объявленія на базарной площади былъ опять Георгій Дашковъ, Онъ въ первый же день нелѣпыхъ толковъ отправился къ воеводѣ и настоялъ на томъ, что нужно немедленно успокоить народъ. Онъ заставилъ лѣниваго Ржевскаго при себѣ же составить увѣщательное къ жителямъ посланіе. Послѣдствіемъ этихъ настояній Дашкова и явилось новое оповѣщеніе или опроверженіе Копылова на базарѣ.

Но совѣтъ разумнаго Дашкова, принятый во вниманіе воеводой, оказался очень неразумнымъ шагомъ.

Такова была Астрахань и ея обыватели.

Въ день, когда Копыловъ объявилъ будущія начальственныя строгости по отношенію къ успокоившимся уже обывателямъ, эти снова встревожились, ибо все поняли и растолковали по-своему. На этотъ разъ ни Партановъ, ни Носовъ, ни Быковъ, никто на базарѣ не присутствовалъ. Ни одинъ изъ нихъ умышленно не перевралъ чтенія поддьяка. Всѣ астраханцы съумѣли сами понять все навыворотъ. Молва народная разнесла съ базара по городу новую вѣсть, что никто не имѣетъ права безъ разрѣшенія воеводскаго правленія выдать дочь замужъ за кого бы то ни было. Астраханцы на этотъ разъ уже не смутились, а обозлились, и каждый подумалъ или сказалъ.

— Ну, это шалишь, братъ, воевода. Это твой указъ, а не царскій. И плевать на него…

Смущеніе жителей прошло вскорѣ и перешло въ толки о правѣ воеводы Тимоѳея Ивановича вмѣшиваться въ брачныя статьи… Даже и въ такомъ шаломъ домѣ, какъ семья стрѣльчихи, все было тихо. Казалось, всѣ сразу перестали вѣрить въ то, что всѣхъ недавно лишало разума отъ перепуга.

Но вдругъ раздалась вѣсть, которая была какъ ударъ грома. Всѣмъ знаемый и всѣми уважаемый Кисельниновъ тайно отъ всѣхъ собираетъ дочь замужъ и выдаетъ ее за офицера Палаузова. Все уже готово, и черезъ день будетъ вѣнчанье въ соборѣ. Смятеніе отъ этого извѣстія превзошло всякій ураганъ въ степи иди смерчъ на морѣ… Разумѣется, никогда никакое новое публикованіе Копылова не произвело бы того же содома въ городѣ.

— Стало быть, обозъ съ нѣмцами идетъ!..

Человѣкъ двадцать знакомыхъ и пріятелей Кисельникова и Пожарскаго бросились къ нимъ за вѣстями. Оказалось дѣло сущей правдой. И напрасно Кисельниковъ и его жена, напрасно самъ женихъ и его родственники Пожарскіе, и у себя и въ домѣ невѣсты, старались изъ всѣхъ силъ объяснить встревоженнымъ людямъ, что свадьба эта не имѣетъ ничего общаго со слухомъ объ обозѣ…

— Такъ зачѣмъ же вы въ такомъ благомъ дѣлѣ таились!..

— Зачѣмъ такъ спѣшите съ вѣнчаніемъ!

— Нѣтъ, ужъ простите, дозвольте вѣрить глазамъ, а не ушамъ.

— Нѣтъ, голубчики, не на такихъ олуховъ напали.

Вотъ что отвѣчали усовѣщенные Кисельниковымъ, еще наканунѣ, знакомые. И по всѣмъ домамъ тотчасъ же снова принялись всѣ за сборы свадебные, причемъ ругали и разносили на части плута безсовѣстнаго, разбойника, душегуба, предателя Кисельникова.

И снова въ нѣсколько часовъ полгорода было на ногахъ, повсюду зашевелились, повсюду только и слышалось, что о вѣнчаніи, приданомъ и женихахъ.

— Нѣтъ! Каковъ Іуда Искаріотъ — Кисельниковъ! — припѣвали повсюду.

Вмѣстѣ съ этимъ стало вдругъ извѣстно въ городѣ, что какой-то пріѣзжій изъ Казани купецъ, остановившійся въ домѣ Гроха, обогналъ по дорогѣ большущій обозъ и говоритъ, что видѣлъ собственными глазами везомыхъ нѣмцевъ. Черезъ дня три они непремѣнно должны быть уже въ Астрахани. Многіе изъ обывателей узнали одновременно, что въ кремлѣ уже заготовляютъ помѣщеніе для ожидаемаго на подводахъ провіанта. Приказные увѣряли, что будто то — для муки, но обыватели, хитро ухмыляясь, отвѣчали:

— Хороша мука! это та мука, которая паленой свининой пахнетъ, которая въ наши зятья да шурины попасть норовитъ. Ладно!.. У насъ въ городѣ чрезъ два дня не только дѣвокъ, ни одной вдовы не найдешь!..

Слухъ о свадьбѣ въ домѣ Кисельникова, достигнувъ до успокоившагося ватажника Клима Егоровича, перепугалъ его не менѣе другихъ. На этотъ разъ Ананьевъ рѣшился болѣе не ждать, а отправиться за свѣдѣніями къ самому воеводѣ.

Ржевскій принялъ ватажника радушно и сталъ ему объяснять, что Астрахань такая стала «скотина-вралиха», что ее слѣдовало бы испепелить или, по меньшей мѣрѣ, всѣхъ обывателей передрать розгами.

— Что ни день, — говорилъ Ржевскій:- то языкомъ нагадятъ, какую-нибудь пакость выдумаютъ. Просто бѣда здѣсь. Если эдакъ пойдетъ, я буду проситься на воеводство въ другой городъ. Ужъ очень хлопотно. За это время что заботъ и хлопотъ было. Писали мы всякія увѣщательные листы и грамоты, переводили мы ихъ на разные языки земные, читали на базарахъ. Просто соснуть некогда было. Эдакъ нельзя! Это не воеводство, это мытарство.