Свадебный бунт

А царь при извѣстіи о бунтѣ былъ въ Митавѣ съ войной шведской на плечахъ.

— Эхъ, кабы я тамъ былъ!.. вздохнулъ молодой царь и сталъ посылать гонцовъ за гонцами въ Москву къ боярамъ. «Полно, молъ, сидѣть-то». А въ Москвѣ бояре и думные люди сидѣли, сложа руки, и только разсуждали:

— Что подѣлаешь! Татарщина тамъ. Только слава, что Россія… И бунтъ то потрафился какой-то свадебный!

XXXVIII

Прошло лѣто. Наступила осень, тоже прошла. Начиналась уже зима. Въ Астрахани было все по прежнему тихо. Дѣла государскія и дѣла торговыя шли своимъ порядкомъ. Все обстояло благополучно, хотя главная власть надъ всѣмъ краемъ была попрежнему въ рукахъ самодѣльнаго воеводы и бунтаря Носова.

Въ началѣ зимы сталъ ходить слухъ, что въ Астрахань прибудетъ гонецъ отъ царя, съ увѣщательными грамотами отступиться отъ бунта. Носовъ и товарищи только посмѣивались и говорили:

— Ладно. Поторгуемся! Только врядъ ли сойдемся!

Въ самый новый годъ дѣйствительно явился въ Астрахань гонецъ съ небольшой свитой изъ московскихъ поддьяковъ и стрѣльцовъ. Носовъ и его сподвижники не мало удивились, узнавъ, кто былъ этотъ гонецъ. Немало удивилась и вся Астрахань.

Впрочемъ, если посадскій Носовъ былъ воеводой, а бунтарь стрѣлецъ Быковъ главнымъ военачальникомъ, а донской казакъ Зиновьевъ воеводскимъ товарищемъ и разные другіе темные люди стали «властными» людьми, то почему же бы и этому человѣку за эти смутныя времена не попасть въ царскіе гонцы тоже изъ простыхъ посадскихъ людей.

Посолъ, прибывшій изъ столицы государевымъ уполномоченнымъ съ грамотой и порученіемъ утишить волненіе, прекратить колебаніе умовъ, водворить порядокъ, убѣдить бунтовщиковъ просить прощенія въ своихъ винахъ и всѣмъ, кто смирится, объявить милость, былъ посадскій Кисельниковъ. Онъ имѣлъ отъ самого царя власть казнить и миловать!

Пока Носовъ правилъ краемъ, Кисельниковь, пробывъ въ Астрахани только одинъ мѣсяцъ, еще осенью уѣхалъ. Онъ задался мыслью дойти до самого царя, самому ему лично разсказать все и принести жалобу на смертоубійство своего зятя, погибшаго при защитѣ кремля отъ бунтовщиковъ.

Царь милостиво принялъ астраханца; подробно разспросивъ все, узналъ такъ же хорошо, какъ если бы самъ присутствовалъ при іюльской смутѣ. И вотъ этотъ же самый посадскій «законникъ» былъ посланъ царемъ обратно на родину съ увѣщательнымъ письмомъ.

Однако, чтобы посадскому добраться черезъ Москву въ Митаву, а изъ Курляндіи пріѣхать обратно въ Астрахань, понадобилось четыре мѣсяца. Около 1-го сентября, посадскій двинулся съ своей жалобой къ царю и только къ новому году вернулся уполномоченнымъ обратно въ Астрахань. Кисельниковъ, разумѣется, вернулся теперь другимъ человѣкомъ.

— До него рукой не достанешь, — говорили нѣкоторые, повидавшись и побесѣдовавши съ прежнимъ пріятелемъ.

Кисельниковъ какъ бы не обратилъ ни малѣйшаго вниманія на бунтовщицкія власти и на существованіе въ городѣ воеводы Носова. Онъ отнесся прямо къ митрополиту Самсону. Вмѣстѣ съ митрополитомъ, при дѣятельномъ участіи Дашкова, они собрали кое-кого изъ знатныхъ астраханскихъ людей, кое-кого изъ стрѣльцовъ и посадскихъ. Оказалось черезъ нѣсколько дней, что въ Астрахани, все-таки, есть немало всякихъ обывателей, которые нетерпѣливо ждутъ конца бунтовщицкаго управленія.

Люди эти, хотя и не имѣли причины жаловаться, потому что все было въ порядкѣ, но, тѣмъ не менѣе, желали, чтобы въ краѣ поскорѣе снова были настоящія власти.

Черезъ десять дней по пріѣздѣ Кисельникова, въ кремлѣ въ соборѣ и въ домѣ митрополита собралось немало всякихъ гражданъ, не мало и простого народа. Въ соборѣ былъ отслуженъ молебенъ о здравіи государя, а затѣмъ митрополитъ сталъ приводить въ присягѣ лицъ, желающихъ заявить или о своей непринадлежности къ бунту, или о своей «отсталости» и покаяніи. Воевода Носовъ, его сподвижники и его войско изъ охотниковъ, именовавшее себя стрѣлецкимъ, не вступались ни во что и не мѣшали тому, что дѣлали и творили митрополитъ съ царскимъ гонцомъ.

Когда же, наконецъ, Кисельниковъ явился къ Носову убѣждать принести покаяніе въ своихъ винахъ и просить прощенья, убѣждая, что царь положитъ гнѣвъ на милость, Носовъ отвѣчалъ только шутками да прибаутками.

— Ты насъ брось, — окончательно отвѣтилъ Носовъ Кисельникову. — Не тревожь. Дѣла у насъ много, полонъ ротъ. Некогда изъ пустого въ порожнее переливать. Вы съ митрополитомъ да съ Дашковымъ разводите себѣ турусы на колесахъ. Я васъ не трону, потому что вы мнѣ — плевать!

— Да вѣдь ты пропадешь! Вѣдь царь войско пришлетъ усмирять васъ, — сказалъ Кисельниковъ.

— Ладно, еще покуда пришлетъ, да еще покуда придутъ войска его. Да еще дойдутъ ли сюда?

— А какже это не дойти?

— Да вѣдь до насъ надобно черезъ многихъ другихъ, черезъ донскихъ и гребенскихъ казаковъ итти. Прежде ихъ надо будетъ усмирять. Мы то уже послѣдніе будемъ. Покуда до насъ дойдетъ чередъ, отъ войска-то царева не останется ничего.

— Какъ такъ?

— Да такъ. Просто…. Которыхъ казаки перебьютъ въ битвахъ, а которые образумятся сами и, бросивъ своихъ полковниковъ и старшинъ, къ намъ перейдутъ за святое дѣло стать…