Свадебный бунт

— Лучше, пріятель, — отозвался Носовъ:- помереть этой лобной смертью, нежели той, какой царь померъ. Я помру тѣломъ, а онъ уже померъ душой. Мы тутъ присягу принимали постоять за правду и за христіанскую вѣру. Дѣло это великое, божеское, и не мы одни въ Астрахани стоимъ за него. Есть у меня грамоты со всей Россіи. Вотъ вчера еще пришла грамота отъ красноярскаго воеводы и еще грамота отъ нѣкоего столпа вѣры истинной, взывающаго ко мнѣ отъ всѣхъ сущихъ христіанъ. Нѣтъ, пріятель, насъ одолѣть мудрено, хотя бы и московскимъ войскамъ. Не я тутъ одинъ, Яковъ Носовъ съ товарищи. Не во мнѣ дѣло и не во мнѣ сила. Я что! Я червь! Да дѣло-то мое великое всероссійское и всехристіанское. Уѣзжай себѣ съ Богомъ обратно, коли не хочешь самъ образумиться. Вы всѣ пропащіе люди, обольстила васъ власть московская лаской своей лукавой, а тамъ, смотри, и полатынитъ васъ. Не мы, а вы пропали заживо и душой, и тѣломъ. Ну, да Богъ тебѣ помощь. Уѣзжай отсюда. Видишь, тебѣ здѣсь дѣлать нечего. Кромѣ митрополита да разныхъ поповъ и монаховъ съ сотней боярскихъ и дворянскихъ обывателей, никто за тебя здѣсь не станетъ. Поѣзжай, поклонъ нашъ вези царю. Управляйтесь вы тамъ, какъ знаете, съ вашими князьями, да боярами, обращайте всѣхъ въ нѣмецкую или магометову вѣру, дѣлите всю землю православную на сколько хотите частей. Ваше дѣло! А тамъ весной увидимся. На весну и мы къ вамъ съ Божьей помощью будемъ. Вотъ тебѣ мое послѣднее слово.

Кисельниковъ слушалъ длинную рѣчь Носова съ терпѣніемъ и сожалѣніемъ, но подъ конецъ не выдержалъ, вспылилъ снова и крикнулъ:

— Кто вы? куда будете?

— Кто такіе мы, увидишь тогда. Много насъ будетъ. Воеводы изъ разныхъ городовъ прикаспицкихъ, пріазовскихъ, приволжскихъ и другихъ. А съ нами войска наши вѣрныя. И придемъ мы къ вамъ на Москву, чтобы вы, христопродавцы и отъ вѣры безбожные отступники, отвѣтъ передъ нами держали во всѣхъ своихъ винахъ.

Носовъ взволновался, замолчалъ и, махнувъ рукой, отвернулся.

Кисельниковъ тоже замолчалъ. Ему показалось, что между нимъ и самозваннымъ воеводой разверзлась какая-то пропасть. Не только столковаться, но и понять другъ друга они не могутъ. Носовъ показался Кисельникову совсѣмъ безумнымъ, вотъ изъ тѣхъ, что на цѣпь сажаютъ.

Черезъ нѣсколько дней Кисельниковъ, ничего не сдѣлавши и не устроивши, обойдясь только однимъ молебномъ въ соборѣ да присягой нѣсколькихъ лицъ на вѣрность государю, выѣхалъ въ столицу съ пустыми руками.

XXXIX

Наступилъ февраль мѣсяцъ… Новый воевода продолжалъ переписываться съ другими самозванными воеводами другихъ посадовъ и городовъ. Въ половинѣ февраля пріѣхалъ гонецъ отъ черноярскихъ стрѣльцовъ съ просьбой о помощи, такъ какъ на нихъ уже идетъ войско подъ предводительствомъ князя Хованскаго.

Носовъ, конечно, долженъ былъ отказать въ этой помощи. У него у самого было не болѣе тысячи человѣкъ самодѣльной рати, на которую онъ могъ положиться. Не бросать же городъ и итти помогать черноярцамъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ Носовъ былъ угрюмъ и сумраченъ.

Если на Черный Яръ уже идетъ войско, то на Астрахань тоже надо ждать.

Воевода собралъ совѣтъ изъ своихъ ближайшихъ помощниковъ. Сошлись все тѣ же Зиновьевъ, Быковъ, Колосъ и другіе. Только Лучки Партанова не оказалось на лицо. И тутъ въ первый разъ одинъ изъ коноводовъ горячо сталъ усовѣщевать бросить бунтъ, загодя покаяться въ своихъ винахъ и просить прощенья, чтобы не погибнуть. Это былъ Колосъ.

Носовъ былъ изумленъ и смущенъ рѣчами давняго друга Колоса. Онъ считалъ его умнымъ, хотя и не умнѣе себя, но дальновиднѣе и хитрѣе.

— Ты, знать, почуялъ что? — сказалъ онъ. — Вѣсти имѣешь или нюхомъ чуешь? Говори.

— Нюхомъ чую, Яковъ Матвѣевъ. Да и вѣсти имѣю, — отозвался Колосъ.

— Какія?

— Что мнѣ тебя зря пугать. Самъ скоро узнаешь. Можетъ, враки. Можетъ, кто слухъ пустилъ по городу, вотъ также, какъ мы надысь пускали про учуги да про обозъ съ нѣмцами. Обожди мало, самъ узнаешь.

И Колосъ ни за что не захотѣлъ сказать, какія причины побудили его измѣнить свой образъ мыслей. Между тѣмъ причины были какъ личныя, такъ и болѣе важныя.

Тѣ же причины подѣйствовали и на другого отсутствовавшаго коновода всего бунтъ.

Лучка Партановъ былъ дѣятельнымъ сподвижникомъ Носова только до половины зимы. Повидавшись и побесѣдовавъ съ пріѣзжавшимъ Кисельниковымъ, Лучка будто перемѣнился, сталъ рѣже бывать въ воеводскомъ правленіи и сталъ отклоняться отъ порученій Носова. Наконецъ, вскорѣ послѣ отъѣзда Кисельникова, Партановъ взялъ жену и выѣхалъ въ гости къ своему пріятелю, который еще со дня своей свадьбы бросилъ Астрахань и ни единаго разу съ тѣхъ поръ не навѣдался.