Свадебный круг: Роман. Книга вторая.

— Очень, — сдержанно похвалил он, чувствуя какую-то обиду на нее за этих неожиданных гостей, за эту ее радость.

Полная коротенькая женщина в пуховом платке на плечах, тихая, улыбчивая, пришла на кухню вслед за Маринкой, протянула Алексею руку, по-южному смягчая «г» сказала:

— Каля. Ой, летели та летели. И теперь в голове шум, — и села к столу, дружелюбно и словоохотливо выспрашивая Алексея, кто он, где работает. В лице ее, манере спрашивать было что-то доброе, располагающее. В больших страдающих глазах светились участие, доверчивость и интерес. — А у нас морозы! Мы сперва в вагончике жили. Оборвет провода ураганом, холодюга. Толик и Саня в шапках спали. Утром прежде всего за нос хватаются, не отмерз ли, — и засмеялась.

Алексей вежливо и принужденно расспрашивал, почему не приехал Саня, о дороге, которую строят братья к нефтяным сибирским залежам, из вежливости восхищался их терпением и думал о том, как ему незаметно уйти из квартиры. Шумный, нарядный вошел в кухню Кузя. На нем была белоснежная рубашка, черт знает какие дорогие запонки на обшлагах и непостижимо модные ботинки с молнией.

— А-а, учитель, — без удивления проговорил он и грохнул на стол бутылку коньяку. — Антиресная машина «лисапед. Все учишь? Ну-ну. Калька, режь, открывай.

Алексея обидела эта бесцеремонность. Он хотел сказать, что уже не учитель, но ни Кузю, ни его мать не интересовало, кем он стал.

— Ты к нам приезжай. Во житуха! Мы там гроши не считаем, — хвалился Кузя. Он был по-прежнему сухощав, ловко и бесшумно двигался, будто танцевал, на лице, как и раньше, иронично ломались крутые подвижные брови. Но лицо было еще поношеннее, чем прежде, в морщинах. Поперечные складки у губ придавали измученный вид.

Удилище, погогатывая, глядел в рот Толику и обрывал с рукавов пиджака бахрому. В Маринкиных глазах Алексей тоже увидел восхищение братом. Дарья Семеновна, расцветшая, кружилась, показывая обнову — нарядное пальто, радовалась. Никому сейчас не нужен был Алексей.

— Ну, я пойду, у меня дежурство, — соврал он и встал.

— Ну что вы, посидите, — пропела Каля.

— Эдак не годится, — силой посадив Алексея обратно на табурет, сказал Кузя и ловко, не приподнимая бутылку, обвел стопки, наполняя их.

И Алексею пришлось выпить коньяку за прибытие Кузи, чокаться с Удилищем, слушать Калю, как долго они торчали в аэропортах, какие жгучие там стоят морозы и как, несмотря ни на что, нравится ей север.

Наконец Алексей вырвался к вешалке. Накинув полупальто, он взял свой опустевший портфель. Вряд ли кого огорчит он своим уходом. Даже- Маринке теперь он был, пожалуй, не нужен. Когда Алексей спустился до первой лестничной площадки, его догнал Кузин голос:

— Постой, учитель!

Алексей остановился.

Кузя ленивой развалистой походочкой спустился к нему. Следом за Кузей сошел Удилище и дружелюбно, заинтересованно оперся плечом о стену.

Кузя, разглядывая Алексея, заботливо спросил:

— Почему ты не сказал, учитель, что за сестренкой ухлестываешь?

— Кавалер, ядрена, — хохотнул Удилище. В этом слове «кавалер» было столько презрения, что Алексею стало не по себе.

— Так почему же? — шипящим шепотком повторил Кузя, и руки его заходили, ища действия.

Эта сцена чем-то напоминала Алексею ту давнюю встречу у вонючей речки. Неужели Кузя и Удилище не изменились?

Алексей, держа обеими руками портфель, смотрел на Кузю и Удилище, не зная, что сказать. Какое их дело?

Но, видно, все-таки переменился Кузя. Он сунул беспокойные руки в карманы брюк.

— Давай поговорим, как мужики. У нас там так, в открытую. Я финтить не люблю.

Алексей ждал.

Видно, Кузе хотелось быть умным, доказательным. И вот он, широкий, добрый, еще не распыливший этой скопленной вдали от родных мест доброты и основательности, хотел наставить на путь истинный глупого учителя Рыжова.

— Я вот что думаю, учитель, — с еле заметной угрозой сказал Кузя. — Ты брось сестренке запудривать мозги. Ей-бо, серьезно брось.

— А если я ее люблю? — вскинул Алексей неуверенный взгляд и поправил очки.

— Ха, — издал Удилище восторженный звук. — Все мы молоденьких и красивых любим.

— Это наше дело, — сказал Алексей, стараясь не замечать Удилище.

— А я говорю, отлипни от Мариши, — повторил устало Кузя. — По-хорошему прошу. Ну, девчонка, ну, гад буду, ребенок еще.

На площадку вышли из квартиры Маринка в своей новой кофте и Каля в том же накинутом на плечи платке.

— Вы чего тут? — спросила Каля.

— Ой, Леша, ты уходишь? — удивилась Маринка и взмахнула рукой. — Я тебе позвоню. — Ни в голосе, ни во взгляде Маринки не было тревоги.

— Мы курим, — сказал Удилище, затягиваясь. — Учитель такие хохмы выдает, обхохочешься.

— Калька, сгинь! — скомандовал Кузя. — Видишь, мы курим, — и выдохнул дым. — Вы там сообразите. Мы сейчас.

— Да, мы курим, — подтвердил Алексей, хотя его слегка трясло от воинственного нахальства Кузи, его самоуверенной привычки диктовать свою волю, от идиотского похохатывания Удилища.

Маринка и Каля ушли.

— Так я очень прошу, — вежливо повторил Кузя. — Оставь Маришу.

— Это наше дело, — мрачно ответил Алексей.