Свадебный круг: Роман. Книга вторая.

— Она стала забавная. Каждый день меняет имена. Сегодня утром проснулась и говорит: я не Таня, я Маша, а вчера она была Олей. Выдумщица!

В голосе Сереброва зазвучала гордость:

— Это в меня. Я тоже в детстве был выдумщик.

— Ну да, как будто я не могла быть выдумщицей, — вступилась Вера за право наследования своего характера. — А впрочем, наверное, в тебя. Ты ведь и теперь выдумываешь бог знает что.

Сереброву вдруг стало хорошо от этого признания его наследственных черт в Танечке.

В учительской, светлой и солнечной, было уютно, а главное — пусто, и такая была манящая, близкая Вера. По радио голос Лидии Руслановой советовал не доверяться волнам в шальную погоду, а больше всего коварному изменщику. Вера догадалась, что Серебров хочет приблизиться к ней, погрозила пальцем.

— Тихо, изменщик коварный! Ты ведь слышишь, в такую шальную погоду нельзя доверяться волнам?

Это лукавство, вдруг появившееся в ее глазах и голосе, только прибавило Сереброву решимости.

— Тс-с, — предупредила опять Вера, вскидывая к губам палец. — Сядь!

На этот раз действительно раздались чьи-то шаги на лестнице. Вошел Валерий Карпович с постным обиженным лицом, буркнул что-то не то Вере, не то Сереброву, сел за стол. Потом уж Серебров понял, что Помазок возмутился: «Почему, спрашивается, опять педсовет?»

— Очередной педсовет, — сухо объяснила Вера и нахмурилась.

Сереброву хотелось доказать Помазку, что у них с Верой уже все решено.

— Ну, ладно, я тебе позвоню, и тогда мы обо всем договоримся, — вставая, сказал он. — Проводи меня.

Вера вышла из учительской, красная, возмущенная, чтобы снова повторить Сереброву, что он нахал.

— Правильно, — покорно согласился он и, дождавшись, когда взбежала по лестнице сердитая англичанка Ирина Федоровна, успокоенный спустился на школьное крыльцо.

_ Серебров доехал до Ложкарей, поставил машину у конторы. Когда принялся мыть в корыте сапоги, вдруг сверху, из приемной Маркелова, раздался пронзительный зов Маруси Пахомовой.

— Не баба, а сирена, — хвалил ее Маркелов, — шумнет, так за семнадцать верст слыхать.

У Сереброва даже в ушах зазудело. Стальной вибрирующий прут, а не голос.

— Сколько уж раз Григорий Федорович звонил из Бугрянска, — кричала Маруся. — В больницу его кладут. Вот и теперь вас зовет.

Серебров, не успев домыть сапоги, кинулся в приемную, взял трубку. В голосе Маркелова чувствовалась непривычная мрачность и даже унылость.

— Слушай, Гарольд Станиславович, — пробиваясь сквозь музыку, кричал он. — Меня положили в больницу. Оказывается, предынфарктное состояние. Еле выпросился к телефону. В общем, достукался. Колхоз я оставляю на тебя, давай соглашайся и проводи сев. Весна не тяжелая, сухая, все от техники зависит, а ты ходы-выходы знаешь.

— Не понимаю, — вырвалось у Сереброва. Он и вправду вначале не понял, что такое там городит председатель.

— Меня замещай, — раздельно повторил Маркелов.

Серебров опешил. Он стоял онемело и не знал, что сказать. Вид у него, наверное, был ошалелый.

— Чего стряслось-то? — заглядывая в глаза, мучалась Маруся.

Сереброву показалось, что Маркелов разыгрывает его. Сидит у себя в просторном, расписном тереме и разыгрывает, чтоб назавтра разразиться хохотом.

— Бросьте шутить, Григорий Федорович, — крикнул он.

— Какие к Евгении Марковне шутки? Верно, из больницы звоню. — Завтра привезет Капитон мое распоряжение, а ты бумаги не жди — и за дело. Вон как сушит. Влага уйдет. Запиши: завтра утром привезут недостающие семена, удобрения гранулированные вот-вот поступят. Не прозевай.

Серебров пошевелил в воздухе пальцами, Маруся догадливо подала ему карандаш и бумагу. В паузах, отказываясь от неожиданного заместительства, он записал целый столбец первоочередных дел. Надо же, какая прорва забот!

— Крахмалева, Крахмалева надо! Он ведь всегда вас замещал, — обрадованный тем, что нашел подходящего человека для замены, заорал Серебров.

— Кабы можно было, — гмыкнул Маркелов. — Его на операцию кладут. Да я уж все согласовал, Шитов не возражает.

— Тогда Тимкина, — крикнул Серебров.

Маркелов, считавший самым ценным качеством в специалисте разворотливость, только мрачно ругнулся, упомянув мифическую Евгению Марковну.

— Не до шуток, Гарольд Станиславович, ты же ответственный человек, а не Ваня темный. Берись без всяких разговоров. Я недели через полторы вернусь, и не заметишь, как время пролетит. Ну, все.

Серебров еще долго держал в руке трубку, словно ждал, что вслед за короткими гудками вдруг послышится гулкий смех Маркелова, и тот скажет: ну как? здорово я тебя разыграл? Но трубка издавала отрывистое попискивание. Серебров взъерошил курчавые лохмы, налил воды из графина и приподнял стакан:

— За новоявленного заместителя!

Маруся неодобрительно покосилась на него.