Свадебный марш

Кто сказал, что я не рожден борцом? Что я болен гипертонией? Что мне нужно избегать всяких нервных усилий и психических перенапряжений? В голове крутился такой смешной рисунок: по улице идет милиционер, а на руке у него повязка с надписью «дружинник». По-моему, милиционер-дружинник — это смешно… Рисунок это или на самом деле? Кругом уже собрались свидетели. Но Жозя? Почему в толпе стоит Жозя?.. Может быть, мне все это спится? Ах да! Рядом же институт красоты, в котором ее тетя собирается делать себе это дурацкое омоложение… Вот почему она здесь… А старик уже тряс меня за борт куртки и кричал шепотом: «Распустили мы вас!» — «Это мы вас распустили! — кричал я. — Пукиревых женихов и невест!» Потом старик все растолковывал какому-то мужчине, что произошло, и размахивал моим рисунком:

— Это же моя дочь! Нет, до чего мы дошли. На улице к тебе подходит совершенно незнакомый!..

— Пьяница, — обозвала меня, плача, эта — как ее?

Теперь я и не знал, кем она ему приходится, может, действительно дочь, потому что он вытащил из кармана паспорт и кричал:

— Дочь это моя! А на нее рисуют какие-то гадости! Я требую, чтобы его забрали в милицию. Где милиция!

— Не надо милиции! — сказал какой-то мужчина, такой… в общем как все.

— Нет, надо! — орал старик, он весь посинел, и я думал, что сейчас он умрет.

— Хорошо, я милиция, — сказал Мужчина Как Все.

Я смотрел на старика и думал: вдруг он умрет вот здесь, прямо на улице, на глазах Пушкина… Когда меня повели куда-то, он все шел и шел, повторяя:

— Сообщите мне обязательно, какие меры будут вами приняты!

— Сообщим обязательно, какие меры будут нами приняты, — отвечал Мужчина Как Все.

— И его родителей поставьте в известность!..

— И поставим в известность его родителей!.. — повторял Мужчина Как Все.

А у меня с каждым шагом голова разбаливалась все больше и больше, как будто там кто-то злой и маленький острой булавкой протыкал воздушные шарики шампанского и те с болью залпами лопались у меня в башке. Мы шли мимо кафе «Лира». За зеркальными стеклами сидела компания и цедила из фужеров знакомый мне напиток, при одном виде которого мне стало муторно. Я первый раз за всю жизнь испытал вдруг жуткую ненависть к себе и к папке своих рисунков, которую взял с собой из дома, словно собирался торговать ими на базаре. Особенно мучил меня дурацкий шейный платок, который я нацепил зачем-то под рубашку. Платок был шелковый, он не держал узел, а развязывался и некрасиво вылезал из-под воротника. Уже на пути куда-то, куда меня вели, я сумел развязать платок. Старик в это время уже отстал от нас.

Я догадывался, что чувствует толпа зевак, окруживших нас и глазевших на мое лицо, покрытое красными пятнами, на мои мокасины со сбитыми каблуками, и на этот идиотский шейный платок, превратившийся из украшения в нелепо торчащую из-за воротника тряпку. Да еще этот Мужчина Как Все, который уже почему-то что-то значил для меня — неодобрительные взгляды его обдавали меня с ног до головы. И хотя в эту минуту мне было наплевать на весь мир — на этого грубоватого мужчину с круглой лысой головой мне было не наплевать. В его глазах стояло суждение о том, что настоящий мужчина должен одеваться не так, как я.

— Вы меня в милицию ведете? — спросил я Мужчину Как Все.

— А куда же еще тебя вести?.. Пристаешь на улице к незнакомым людям, обзываешь их всякими словами… Если у нас вот так каждый будет подходить на улице к кому вздумается и будет предъявлять какое ему вздумается обвинение… С чего ты взял, что это муж и жена, и если даже это были супруги, какое тебе дело?

Я первый раз в жизни подумал почему-то, что слово «супруги» происходит, наверно, от слова «суп»… А «руг»… а «руг»… — это руготня. Суп… и руготня…

— Ну, сейчас к тебе кто-нибудь подойдет и скажет: «Вор». Хорошо?

— А жениться старикам на молодых — это, по-вашему, хорошо?

— А ты кто такой, чтобы?.. — Мужчина посмотрел на меня, но не договорил почему-то и молча повел меня дальше, в милицию.

Милиция, милиция! Я вдруг осознал это слово, понял и представил, как после допроса меня посадят в камеру и запрут на замок. Я вспомнил о своей гипертонии. Но боялся я не столько того, что буду плохо себя чувствовать в камере, сколько того, что этот Мужчина Как Все может подумать про меня, что я притворяюсь. У меня действительно болела моя юношеская гипертония, которая напоминает такое растущее в организме дерево — кровеносное дерево. А они мне скажут: «Брось придуриваться!..» Или еще хуже: «Сейчас мы тебя, симулянт, доктору покажем!..»

Я смотрел по сторонам — может, убежать? Потом мне вдруг стало невмоготу расставаться со своим альбомом, который Мужчина Как Все держал почему-то у себя под мышкой. Может, он отпустит меня по дороге? Я взглянул в лицо Мужчины Как Все и понял, что не отпустит. Мужчина был из тех, видно, что переносил манеру разговаривать с преступниками на разговор с самыми нормальными людьми.