Читаем Свадебный марш полностью

Я припомнил наши разговоры, да какие разговоры там, просто болтовня, треп. Юла вообще неразговорчивая, скажет «А-а-алинька» и замолчит. А о чем говорить? Все было хорошо, ясно, выяснять ничего не надо было. Кто она? Кем хочет быть? Что она? Не знал, не спрашивал, и она меня тоже. О матери ее я как-то спросил, мол, кто она, а Юла ответила: «Моя мама женщина-женщина…» Я спросил, что это значит, а она ответила: «Ну, бывают женщина-врач, женщина-учительница, женщина-инженер, а моя мама — женщина-женщина!..» И здесь я подумал вдруг: а может, говоря тогда о маме, она мне и о себе говорила, что вот и я тоже не собираюсь быть никакой там «тире учительницей» или там «тире доктором», а женщина тире женщина; только не сказала, может, понимала, что со мной нельзя быть просто «тире женщиной». В этом смысле я ей как-то развивал свои идеи. Со мной нельзя, а с отцом Эдуарда можно…

— Значит, и с ней не разговаривал? — переспросил меня Мужчина Как Все.

Я ничего не ответил ему.

— Вот, вот, вот! В одной семье сын с матерью не поговорил, в другой — мать с сыном, в третьей — он с ней, в четвертой — она с ним.

— Да нет, я на маму не обижаюсь. У нее неприятности… Знаете, первая самостоятельная постановка…

— Я во время войны в отделе кадров в одном секретном конструкторском бюро работал. И вот у нас какая история приключилась…

Мужчина Как Все эту историю долго рассказывал, а если недолго, то так: во время войны их КБ получило ордер на отрез, и этот отрез решили отдать одному военному конструктору, которому приходилось чаще всех ездить в Комитет обороны, а у него штаны сзади были в заплатах. В общем вручили ему ордер, а этот конструктор вместо материи на штаны взял и купил отрез зеленого вискозного шелка и ночью с приятелем и женой приятеля сшили паруса для байдарки, а утром он поплыл через Химкинское водохранилище на свидание со своей любимой женщиной на этих самых зеленых парусах. Она его ждет на этой стороне, а он с той стороны подплыл к ней на зеленых парусах. А пока он причаливал к берегу и вылезал из лодки, она внимательно рассмотрела его брюки в старых заплатах, повернулась к нему спиной и ушла… А Зеленые Паруса она не увидела, понимаешь, не разглядела…

Мужчина Как Все рассказал эту историю с такими подробностями, что чувствовалось, что эти самые «зеленые паруса» произошли с каким-то близким Мужчине Как Все человеком: может, с другом или даже братом, а может быть, это сестра его была, которая всю жизнь жалела и вспоминала эти зеленые паруса. Он помолчал, а потом так и сказал:

— А сейчас она про эти зеленые паруса вспоминает и всех, кто у нее был, всю жизнь с этими парусами сравнивает. Женщины, они без красоты не могут жить. И твоя Юла пожалеет. Да она, может быть, и сейчас уже жалеет. Факт, жалеет. Не такие жалели. Они без красивой любви не могут.

— Я в энциклопедии смотрел, там нет слова «любовь», — сказал я. — Нет такого понятия. А раз в энциклопедии нет, значит… В научном словаре все понятия есть и доказательства этих понятий… Если нет доказательства чего-то, значит, этого чего-то нет… Надо о чем-то на свидании говорить, вот люди и говорят о любви… Это как про бога: все верующие говорят, что он есть, а доказать никто не может… Нет в энциклопедии. Даже слова такого нет… — повторил я с сожалением.

— Слова, может, такого и нет, — сказал мне Мужчина Как Все, — а любовь есть, — сказал он совсем бездоказательно. — Ну хочешь, я тебе докажу?.. И ты поверишь. Ты знаешь, когда люди верят по-настоящему? Когда нельзя не верить. Вот преступник запирается, значит: «Не воровал — и все! Нет у вас доказательства!» Как ему докажешь, что он воровал? А вот как: кладешь на стол краденую вещь, которую нашли у него на чердаке… И все!..

— Знаете что, — сказал я, — вы слишком лиричны… для милиции. Вот Умпа всех людей на две категории делит: на людей, которые снятся, и на людей, которым ты снишься. А может быть, нет тех, которые не снятся… Может, просто все снится…

Мужчина Как Все даже разозлился и для чего-то выдвинул ящик стола и достал из него какую-то папку. В это время зазвонил телефон, и он сказал в трубку, что сейчас придет. После этого он протянул мне папку и сказал: «Читай, я сейчас!..» — и вышел из кабинета. Я стал читать… Только непонятно для чего. (Какое-то жуткое уголовное дело в нескольких томах, а я читал только газетную статью). Молодой мужчина любил женщину, собирался на ней жениться, а она решила выйти за другого. Он ее убил. Его схватили и… Когда Мужчина Как Все вернулся в кабинет, убийцу в газетной статье уже судили и дали десять лет…

— Это же убийство, — сказал я, — а при чем здесь любовь? Обыкновенный детектив.

— А вот при том, — сказал Мужчина Как Все. — Вот если, скажем, не к ночи будет сказано, человек убил по злобе — ему вышка… Расстрел… А если из ревности… Из любви, одним словом, — не выше десяти лет. Видишь, какая разница… Значит, есть она, любовь… Не было бы — не снижали… Если нет, за что же снижать? Значит, она есть! Понимаешь, есть! Материалистически существует!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза