Читаем Свадебный марш полностью

Я даже потер щеку. Такое было впечатление, что это от меня, от моей груди отвела любовь дуло автомата. Даже стало как-то страшно: первый раз в жизни я ощутил и вправду, что слово — это материя…

— Спасибо.

— За что?

— За то, что забрали меня…

— Ну, если спасибо, то на здоровье, — сказал Мужчина Как Все, поднимаясь из-за стола.

— А привлекать вы меня не будете? Вы же обещали этому меня привлечь.

— Нет, Левашов, привлекать мы тебя не будем… Ну добро. Плыви на зеленых. Счастливово плавания!

— Так вы думаете, что отец Эдуарда не женится на Юле?

— Да ты что?

— Зачем Умпа так сказал, ну зачем?

— А провокатор он, этот, как его, Умпа. Провокатор! Садист. Это он, чтобы тебе больнее. Не женится дипломат Бендерский на твоей Юле.

— Вы думаете? — спросил я.

— Уверен. На что хочешь поспорим. И за сына дипломата тоже не выйдет, за тебя она выйдет!

— Почему вы так думаете?

— Потому, что такая у меня цыганская профессия — знать, что было, что есть и что ждать впереди. Еще на свадьбу меня пригласишь… Пригласишь?

— Вы знаете, мне папа как-то сказал: вот, говорит, у тебя, предположим, беда, и ты ждешь помощи, и от кого ты ее ждешь — она чаще всего не приходит, а от кого не ждешь — приходит… Папа называет это пессимистическим оптимизмом жизни. Нет, это оптимистический пессимизм, оптимистический. Я ведь вот тоже ждал помощи от… — Я хотел сказать — от самого родного человека, то есть от Юлы, но сказал: — А тут вот…

— Вы со своим сценаристом, — перебил меня Мужчина Как Все, — ко мне в гости приезжайте. Я вам такие еще сюжеты порасскажу и про любовь, и про всякое… Вот здесь мой телефон, позвоните, и… Буду рад вас видеть…

— А это вам, — сказал я, протягивая Мужчине Как Все рисунок, который я успел нарисовать: за столом сидит с одной стороны стола Мужчина Как Все, а с другой стороны — такой преступник, как я. И Мужчина Как Все видит его анатомическое строение — ну там сердце, печень, желудок, а в желудке часы тикают… И подпись: Мужчина Как Все: «Значит, не брал часы? А в желудке что?» Преступник: «Неужели слышите, гражданин начальник, как тикают?» Мужчина Как Все: «Не только слышу, но вижу… И еще язву желудка вижу… На нервной почве. Так что ты бросай это дело».

Мужчина Как Все улыбнулся и сказал:

— Ну похож, ну спасибо. Только что ж ты себя так… не пожалел? Часы не крал, а…

— Я у вас время украл, — объяснил я.

Я вылетел, выбежал, выскочил на Петровку. Жозя (гениальная Жозя!), увидев меня, спряталась в подъезде дома напротив. Я сделал вид, что не заметил, и зашагал по улице, хотя кто-кто, а она, Жозя, может, первая имела прямое отношение к этому замечательному, черт возьми, пессимистическому оптимизму жизни. Или, точнее, моему оптимистическому пессимизму…

<p>ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ</p>

У Гронского, говорят, какая-то загадочная семейная жизнь. У них с женой две отдельные квартиры. Бон-Иван смеется, что Гронский живет на два Дома актера… Я обзвонил все телефоны, пока наконец не наткнулся на голос Гронского. И когда шел к его квартире на Малой Бронной, два раза звонил из автоматов, проверял — не ушел ли? Последний раз я позвонил из автомата рядом с домом. И смотрю — Владимир Никитович выходит из подъезда с какими-то тремя мужчинами. При этом я заметил, что у Гронского было ужасно расстроенное лицо. Неестественно бледное по сравнению с теми тремя мужчинами. Как будто чем-то подсвеченное, как на киносъемке, но все равно удивительно молодое, совсем мальчишеское, а тело все равно старика. Почему сквозь любой костюм или шубу видно, старость это или молодость?.. Особенно по ногам заметно. У меня есть такой альбом набросков под названием «Ноги». Теперь он пополнится и ногами Гронского. А может быть, молодое тело излучает какие-то лучи?.. Я шел за Гронским. Пройдя Огаревский переулок, он свернул к Успенским баням. Свернув за угол, пересек маленькую площадь, вошел в церковь «Воскресение на Успенском вражке», которая, между прочим, охраняется государством. Зачем Гронский пришел в церковь?.. Бон-Иван говорит: Гронский в бога не верит, а в церковь заходит на всякий случай! А вдруг все-таки бог есть…

Есть такая картина у Кустодиева «Лето». Бричка едет в поле среди хлебов, в высоком небе кучевые облака, солнце… Уж сколько десятков лет прошло с тех пор, как написана была картина, а бричка все едет в поле среди хлебов, и в высоком небе все кучевые облака…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза