Свадебный переполох в Медусельде (СИ)

До самой двери покоев Тэйодред не отпускал руки Эйомера, да и когда завёл — усадил не в кресло, а на кровать, достал с полки уже запылившуюся бутыль с вином и, выбив пробку, протянул ему:

— А теперь на меня посмотри. Другую любишь, — в голосе не было даже тени вопроса. — Почему перед отцом молчал?

— Люблю? У меня нет на это права, — сделав глоток терпкого напитка, тот отставил бутылку на пол и спрятал лицо в широких ладонях. — Дорожу как надеждой, как светом, а если женюсь на другой — она угаснет. Уж лучше как сейчас. Конунг не поймёт, он всегда считал что брак должен нести пользу, что жениться нужно только на ровне, чтоб кровь Эйорла на воду не переводить. Представляешь, какой скандал был бы, если бы я выбрал в жёны дочь простого кузнеца? Если бы просто проявил интерес? Ни ей, ни мне жизни бы не было.

Схватившись за голову, Тэйодред едва ли не застонал от боли. За что им это? Да кто же вообще эту глупость придумал! Вот у эльфов не смотрели ни на кровь, ни на славу рода. И принц женился по любви, и сам Король… Сердце сжало до того, что и губы, наверняка, посинели. Но пугать Эйомера… Решит сейчас, что и брат против — так считай, потеряли. Не для того они прошли через огонь войны, чтобы отдавать смерти в мирное время родных.

— Эйомер. Послушай. Меня, — речь он снова чеканил, как приказы воинам. — Не знаю, что там отцу в голову ударило — то ли возрастное, то ли жидкое, но если ты сейчас прекратишь блажить и скажешь, что любишь другую… Слово тебе даю — Эйовин я не дал загубить браком, который не по душе, и ты на той, кого полюбил, женишься. Так что, братишка? Только давай без дури про право, про кровь и род. Любишь?

— А как иначе? Она такая… — Эйомер взглянул на брата, не до конца веря в то, что он может помочь, не взирая на уже скреплённый подписями союз, но нестерпимо желая хотя бы сейчас, хотя бы ему, самому близкому, выговориться, рассказать о том, что творится на сердце. — Светлая, добрая и поёт как жаворонок в лугах. Я её в первый раз так и встретил: решил прогуляться к реке, слышу: поёт кто-то, да так нежно что за душу взяло. Не сразу нашёл, это братья ростом удались, а она совсем кроха тогда была. Стирала бельё, потом домой пошла, я следом шёл, думал: не заметит, а она обернулась. Глаза синие-синие, как небо на закате, забавная. Девчонка совсем была, не испугалась меня. Говорит: братьев четверо, мать едва наготовить на всех успевает, вот она и помогает — то в доме убирает, то вещи чинит. Думал поначалу, что детской наивностью умиляюсь, а она росла и чувства менялись. Как же не полюбишь золотистую, как огонёк, да светлую, как летнее солнышко? Знал бы ты каково это: скучать, тосковать, а не сметь поехать туда, чтобы увидеться… Ведь что я ей могу дать? Добра не выйдет, а зла не желаю.

Тэйодред присел рядом, обнимая Эйомера за плечи:

— Вот и счастье, что есть по сердцу. Дашь мне время до помолвки? Если за час до начала церемонии ее не отменят — сам тебе коня подведу. А до того времени как брата, как друга и воина прошу — отцу ни слова поперёк. И про любовь свою тоже. И что бы я ни говорил и ни делал — ничему не дивись. Даже если голышом по двору бегать начну или орать, что я Саруман. Даёшь слово?

— Саруман? Не упоминай при мне имя этого изменника. Знал бы ты, как я за Ремиль переживал, пока он по сёлам хозяйничал, сколько раз тайком в Альдбруг сбегал, чтобы убедиться, что с ней худого не случилось. Хорошо, — припомнив, как ловко брат отвёл нежеланный брак от Эйовин, Сенешаль кивнул. — Только тебе и верю. И коня приму, иному всё равно не бывать.

— Не буду. Только и у тебя спрошу… Если тебе завтра скажут, что я тебе завидую, что ненавижу и хочу права на престол лишить, что ты ответишь?

— Что ложь это, в жизни не поверю. И сплетнику этому рожу начищу, чтобы неповадно было такие гнусные речи вести.

— А мне надо, чтобы кивнул, поверил и слова дурного не сказал, — Тэйодред едва не рассмеялся, глядя на лицо брата.

— Так что ж, мне его, может, ещё и вином из королевских погребов угостить прикажешь?

— Нет. Просто промолчи. У меня сейчас один выход. Только, — Тэйодред поднял неожиданно тяжёлый взгляд, — не вини меня ни в чём. И не проси рассказывать до того, как тебе разрешат помолвку с любимой. Не смогу, братишка.

— Уверен, что это не во вред тебе будет? — насторожился Эйомер. — Ведь не о забавах речь. Не хочу чтобы ты из-за меня натворил того, что не исправить.

Тэйодред улыбнулся, точнее, попытался это сделать:

— Хуже, чем есть, мне точно не будет. Да и потом… Всё можно исправить, братишка. Кроме одного. Нельзя разлучать, когда двое любят. Даже если третьему это больно.

— Ты ведь это сейчас не обо мне?

— Я о том, — Тэйодред встал, — что сейчас иду к отцу. Вино у тебя ещё осталось, там, в шкафу, ещё бутылка. Хочешь — напивайся, хочешь — так сиди. Но без меня из комнаты — разве что в уборную и обратно. Когда приду — ты мне будешь нужен. Лучше трезвым, но и пьяным пойдет, лишь бы здесь ждал.