— Налей лучше, — воин кивнул на бутылку. — И, прошу, пока не спрашивай. Завтра приедут Имрахиль с дочкой, и Эйовин с мужем тоже. Вот ещё с князем поговорю…
— С Имрахилем? — подав брату кубок с вином, Эйомер припомнил, как князь пару раз приезжал в Минас-Анор и вёл долгие беседы с Боромиром и Арагорном. — Он всё больше любит о политике да о спорных границах потолковать. Ты ему лучше не наливай, а то беседа до утра затянется.
— Да плевал я на то, насколько беседа затянется. И на политику мне сейчас хочется то, что в штанах, возложить. Торжественно, — достаточно большой кубок рохиррим опустошил одним глотком, не чувствуя вкуса. — Вода водой. Сейчас покрепче достану.
Быстро «откопав» в шкафу бутыль с крепчайшей гномьей настойкой, Тэйодред уже сам наполнил два кубка, протянув один брату, а второй осушая так же, залпом, не глядя на то, что крепость была вдвое против выдержанной медовухи.
— Ты потише, братишка, — пригубив обжёгший горло напиток, Эйомер снова окинул его внимательным взглядом серых глаз. — Такое чувство, что это тебя, а не меня силком женить собираются.
— Никто тебя не женит. Силком — так тем более. Я пообещал, что смогу всё уладить, так вот и подожди немного, — услышав стук в дверь, Тэйодред подошёл, забрал у слуги поднос с закусками и поставил на стол, быстро нарезая копчёное мясо и сыр. — Ешь. А то развезет от выпитого.
— Ты, кажется, этого и добиваешься, во всяком случае, у меня такое ощущение, что эту ночь мы ещё не раз вспомним. Что там отец, не пытался остудить твой пыл? Или ты как всегда — с ним подход полюбезнее, а ко мне потом пар спускать? Помнишь, как мы славно напились в тот день, когда сестру от Боромира отбили? Вот только не думал, что тебе и меня отбивать придётся. И опять ветер с Юга дует.
— А ты уже так к гондорским чопорным застольям привык, что со мной и напиться чураешься? — рассмеялся Тэйодред. — Помню. И тебя отобьём. Я же разницы между вами не делал, и она, и ты — родные. За каждого из вас и жизнь положу. Не то что дипломатию вспомню. Ты лучше вспомни лицо Боромира, когда у него младший брат разрешения на брак просил. Я в бою на ногах держался, а тут думал — рухну со смеху.
— Да не чураюсь я, скажешь тоже, — залпом осушив свой кубок, Эйомер криво улыбнулся. — Знаешь, если бы Эйовин у меня мумак посватал, я бы тоже ошалел, так чего же ты ждал от Боромира? Он, небось, как представил свою раздобревшую во цвете лет наречённую, так и о дружеских отношениях с Роханом позабыл вмиг. Помнишь, как глаз дёрнулся и голос осип? Только и смог спросить, мол, уверен, братец, что такое добро любовью объять сможешь?
— А как на него Фарамир смотрел, — Тэйодред налил ещё и себе, и брату. — Такие глаза растерянные, детские — и то на нас, то на него. Перепугался, что с ним плохо. Хорошие они. Сразу видно, росли душа в душу, крепко друг за друга держались. Как я за вас. И хоть прощения сейчас просить впору. Что тогда на бродах так вышло, что ты меня погибшим считал…
— Нет в том твоей вины, а вот эльфов, что тебя спасли, я несколько раз благодарил, а они, шельмы ушастые, отнекивались «не за что, как погибающего от ран не спасти», а потом так подставили на этих свадебных гуляниях, что до сих пор стыдно вспомнить.
— Да ладно тебе, — витязь улыбнулся, заново наполняя кубки и приобнимая брата. — Всем тогда досталось. Тебе ещё ничего так, а вспомни, что Арагорн эльфийской Владычице учудил? Я думал, отец государыни Арвен там и все своё самообладание потеряет, он едва ли не под стол полез, чтобы улыбку сдержать.
Вот только воспоминания о тех днях ничего хорошего не принесли: снова перед глазами стояло милое лицо, звучал её голос, её песни. Ту, про Рохан, сейчас пели едва ли не на всех праздниках — как клинком в сердце, до боли. Что же ты, тело спасла, а разум вот так загубила, чародейка.
— Что-то не шибко тебя радует это пойло, — заметив, как потемнели, словно грозовое небо, глаза брата, Эйомер нахмурился и попытался отодвинуть подальше бутылку с гномьей зажигательной, тем более, что развозило от неё как от бочки эля в одно рыло, не меньше. — Не грусти вот отстроим заново порушенные деревни, тогда столько праздников будет, что трезветь не будешь успевать.
— Вообще лучше бы не трезветь. Отстроим, братишка, всё ещё вернётся. И мир, и смех, и твоих сыновей буду на коня сажать, — остановив руку Эйомера, Тэйодред разлил остаток по кубкам. — Давай за твою любовь выпьем. Чтобы я на вашей помолвке так же кубок поднял.
— Не спейся раньше, — покачал головой Сенешаль допивая напиток, от которого уже гудело в голове. Сыновья. Свадьба. Да у него и помыслов таких не было прежде, а вот теперь поди же ты — размечтался о том, как введёт в свой дом в Альдбруге Ремиль, как она наполнит звонким смехом эти старые стены. Простая человеческая радость, неужели она и впрямь поселится в его жизни после долгих лет одиночества и сражений? — Только свадьба пусть простой будет, без гондорских шуток.