Сваха для дракона (СИ)

Наше молчание сказало больше, чем могли сказать слова. Мерани прерывисто вздохнул, как будто ему не хватало воздуха. Или смелости.

– В дороге вас проще убить, тем самым освобождая дорогу на престол. Или вывернуть все так, что все будут верить в вашу смерть.

– Как это есть сейчас, – прошептал Лоркан, потирая красные от напряжение глаза, – меня объявили мертвым.

– Тогда покушение в Лигоде и саботаж Ба’Дияр становятся объяснимыми, – хмыкнул Снорре, пересекаясь с Марной взглядами. Ведьма склонила голову к плечу, но не отвела взгляда. Дрогнула, звякнув, их золотая цепь, притягивая друг к другу.

– Тьма всегда тянется к тьме, – сказала Марна вполголоса, имея в виду мачеху. Капитан кивнул, подтверждая ее слова. Голова шла кругом от всего, что происходило. Лоркан, которого обуревали похожие чувства, поднял глаза на царя Шону:

– Нам нужна передышка, пока мы решим, каким будет следующий шаг.

Шона отозвался сразу же, без раздумий:

– Можете оставаться столько, сколько потребуется.

– Благодарю вас, брат, – Лоркан не улыбался.

Мерани откашлялся, вновь привлекая к себе внимание:

– Есть еще кое-что. Слухи о том, что вы мертвы, которые распустил Тюрр прежде, чем вторгнуться в Аралион. Говорят, что вас предательски убили в Цурионе, на ступенях Рионского дворца. Войска Агне направляются к цурионской границе, якобы для отмщения за пролитую кровь венценосного брата, но…

Я вновь услышала свой дрожащий голос:

– Эрооло ничего не прощает. Много лет назад Селофиссар отвергла его, сбежав в край песков и палящего солнца. До женщины, что унизила его отказом, дотянуться он не сможет. Но вполне способен отомстить ее детям. Он жаждет крови и власти, и не известно – чего больше.

Лоркан смотрел на меня, не произнося ни слова. Я знала, что в голове его бродят сотни вопросов без ответов, но не собиралась признаваться у всех на глазах. Впрочем, и Марна, и Снорре знали. А до царя Шоны и его догадок мне не было никакого дела. Но Цурион, на который вот-вот должна была обрушиться вся мощь Тюрра… Я представила руины, в которые непременно обратятся воздушные, словно вырезанные из бумаги, дворцы; страдания моих родичей и соплеменников, и мне стало плохо. Желудок свело, легкие жгло – я забыла вдохнуть. Каменные стражи камня на камне не оставят, а когда закончат с резней – захватят земли, пропитавшиеся кровью.

– Цурион выстоит, – сказал Лоркан, совершенно уверенный в своей правоте, – а если сражение затянется – мы придем на подмогу, когда разберемся с переворотом.

Громкий заливистый смех грянул так внезапно, что все мы, без исключения, вздрогнули. Смеялся царь Шона, как будто князь произнес что-то до невозможности забавное.

– Цурион? Выстоит? Да он падет за считанные минуты! Старый князь давно выжил из ума, а его командиры разбежались, как песчаные тараканы. Некому вести оборону!

Слова Шоны больно ударили меня под дых. Я знала, что Цурион переживает не лучшие времена, но не думала, что дела обстоят настолько печально. А затем царь обратился ко мне:

– Леди, судя по вашим кудрям и коже, вы имеете какое-то отношение к Цуриону?

Я коротко кивнула, не вдаваясь в подробности.

– И как вы себя будете чувствовать, если его не станет?

Этого вопроса я боялась больше всего. Я могла сколько угодно прятать внутри себя настоящие чувства, но теперь Шона открыл эту пробоину в сердце, и чувства хлестали наружу черной, едкой смолой.

– Я прикончу его голыми руками, – неожиданно рыкнул Девятый Дракон, сжимая руки в кулаки, – Одхан – предатель. Я убью его, и Эрооло тоже.

Я потянулась к нему, хватая за руку:

– Не глупи! Одхан гораздо сильнее, а ты едва победил свой огонь. Как ты хочешь с ним совладать? Эрооло любит загребать жар чужими руками, следует действовать с холодной головой.

Я знала, как следует поступить, что именно должна сделать. Решалась судьба моего дома, и я не могла позволить себе остаться в стороне. Пускай возникнут вопросы, пускай чужое разочарование окажется слишком горьким и сильным. Селофиссар поможет мне, она не может остаться в стороне!

Пробормотав извинения, я выскользнула прочь. Фигурка Селофиссар, закутанная в целый отрез ткани, прекрасно перенесла путешествие в одной из седельных сумок. Прижав ее к груди, я прошмыгнула в свой шатер. Если бы меня попросили повторить те слова, с которыми я обратилась с богине-матери в тот вечер, я бы не смогла. Они шли от самого сердца, лились с языка и уносились вдаль. Першило и болело горло, напоминая о яде сапфирового дракона и ожоге, что он оставил. Ныли царапины от тернового куста Ба’Дияр. И я обратила эту боль в силу, с которой взывала к вниманию Селофиссар. Она должна была ответить.

Солнечные лучи, слабые и тусклые от заходящего солнца, проникли в шатер через плотную ткань, как будто и не было никакой преграды. Призрачная фигура соткалась передо мной, и я узнала силуэт богини. Но она не произносила ни слова, только тонкая прозрачная рука поднялась и указала на юг. Там, где раскинулись пески Цуриона. Те же лучи, скрещиваясь над моим лбом, создали венец. Богиня напоминала, кто я есть и что именно должна сделать.